Необязательная страна

И Турция, и Бразилия были очень заинтересованы в снятии санкций ООН и конгресса. В 2009 году Бразилия имела объем торговли с Ираном в размере двух миллиардов долларов США, и она надеялась значительно увеличить эту цифру. Турецкие компании тоже активно заняты в строительном бизнесе, пищевой промышленности, производстве потребительских товаров, туризме, сфере телекоммуникаций и энергетике в Иране. Ни Бразилия, ни Турция не хотели бы прекращения этих связей. Сделка могла бы отменить санкции.

Давутоглу объединил усилия с бразильским министром иностранных дел Цельсо Аморимом с тем, чтобы пересмотреть заключение сделки с Ираном. Вашингтону с самого начала не понравилось это вмешательство, и он попытался убедить Эрдогана и Лула отказаться от этой идеи. Но позднее Обама написал Эрдогану, выказав поддержку турецким и бразильским усилиям как заслуживающей внимания инициативе, которая могла бы снять опасения международного сообщества. Он даже предложил, что иранский низкообогащенный уран мог бы оставаться «в доверительном управлении» в Турции, пока высокообогащенные топливные таблетки находились бы в руках Ирана¹²³. Это демонстрировало высшую степень вовлеченности в турецко-бразильские усилия и готовность к компромиссу с целью достижения их успеха. То был хороший пример стратегии «руководства со стороны», которая станет отличительным признаком внешней политики Обамы. Турция расценила послание как зеленый свет в плане ускоренного продвижения в переговорах.

В самом Иране тем временем отношение к идее заключения обменной сделки стало меняться. Причина заключалась в Ахмадинежаде. С ноября 2009 года по май 2010-го он объездил всю страну, объясняя суть сделки и ее пользу для Ирана. Чем больше иранцев слышало его доводы, тем быстрее стало остывать сопротивление, которое погубило эту сделку. И то, что Иран в конечном счете подписал обменную сделку при открытой поддержке со стороны парламента, стало для Ахмадинежада победой внутри страны¹²⁴.

Эрдоган и Лула отправились в Тегеран в мае 2010 года и через два дня интенсивных переговоров подготовили договоренность. Тегеранская декларация – это первый документ, когда-либо подписанный Ираном конкретно по ядерной проблеме¹²⁵. Суть сделки заключалась в обмене 1200 килограммов низкообогащенного урана на 120 килограммов ядерного топлива, обогащенного примерно на 20 %.

Эрдоган и Лула думали, что они совершили чудо, но Вашингтон отверг эту сделку, рассудив, что Иран получал здесь слишком много, а давал в ответ слишком мало. Хотя данная цифра – 1200 килограммов низкообогащенного урана – содержалась и в послании Обамы, Вашингтон теперь утверждал, что Иран получал гораздо больше, чем это количество, а передача 1200 килограммов не сможет помочь надежно проконтролировать продвижение Ирана к атомной бомбе в отличие от санкций, на которых в свое время настаивалось в Женеве.

Реальность же состояла в том, что Вашингтон никогда не рассчитывал на то, что Бразилия и Турция добьются договоренности с Тегераном – Обама одобрил их усилия, ожидая, что они потерпят неудачу и тем самым вопрос о санкциях встанет еще острее. А теперь эти две новых продвинутых страны подрывали дело с санкциями. Вашингтон приложил слишком много усилий в сколачивании международной поддержки санкций – особенно в деле подключения России и Китая – для того, чтобы сейчас менять курс. Санкции стали самоцелью, а не средством получения дипломатического решения. Как ни парадоксально, Тегеранская декларация стала возможной именно благодаря серьезности угрозы санкций – Турция и Бразилия опасались, что они нанесут ущерб их деловым связям. Ее можно было бы рекламировать как победный удар дуплетом в пользу политики «двух дорожек»: одна лишь угроза санкций произвела реальный позитивный эффект! Вашингтон мог бы вновь возвращаться за стол переговоров и использовать угрозу дальнейших санкций для того, чтобы нарастить усилия на основе Тегеранской декларации и позволить сработать дипломатической дорожке.

Вместо этого администрация Обамы дала понять, что она на самом деле не очень-то была заинтересована в дипломатическом решении; ей нужны были только санкции. Она хотела, чтобы дипломатия сделала попытку что-то предпринять, но потерпела поражение; она не была готова или не хотела иметь дела, рассчитанные на успех. Белый дом полагал, что с политической точки зрения санкции безопаснее. Следовать бразильско-турецкому прорыву было бы рискованно, и это потребовало бы вложения политического капитала: можно было предположить, что Израиль, Европа, конгресс США и арабские государства – все выкажут свое недовольство. А с санкциями было легче. И они получили бы хорошую реакцию дома.