Но ситуация усугубляется: половина населения Египта, 83 миллиона человек, – это молодежь моложе 24 лет. Среди безработных в стране почти 90 % молодежи, а две трети вообще никогда не приступали к работе. Правительство безнадежно разбухло и погрязло в коррупции – на каждого сотрудника правительства на душу населения в Турции приходится 11 сотрудников в Египте, в котором государственные должности для бездельников давно служат в качестве завуалированного социального обеспечения. Находящаяся в удручающем состоянии система образования выбрасывает на рынок труда выпускников, которые не выдерживают конкуренции в современной глобальной экономике.
Египет на грани падения в омут нищеты и нестабильности, если ему не удастся отладить свою экономику и найти рабочие места для своего быстро растущего населения. Чтобы действовать в соответствии с резким приростом молодежи, экономика должна расти быстрее (в пределах 10–11 % в год) и на протяжении гораздо большего периода времени, чем это бывает где-либо в других странах мира. (Фактический прирост в 2012 году ожидается в 1,5 %202
.) Если этого не случится, Египет может столкнуться с социальной нищетой и, что еще хуже, с радикализмом. Если прошлое чему-либо учит, снижающиеся зарплаты, падение по социальной лестнице и растущее неравенство становятся движителями массового исламского протестного движения203. Нападения со смертельным исходом на американских дипломатов в Египте, Ливии, Тунисе и Йемене антиамерикански настроенными толпами в сентябре 2012 года – это только прелюдия одной из форм радикализма, который может охватить регион, если экономическая стагнация и социальное бедственное положение охватят большинство населения. В период между 1974 и 1984 годами исламский фундаментализм вспыхнул в Египте, в особенности среди городской молодежи. В течение того же десятилетия «белые воротнички» общественного сектора (те, кто работает на государственных предприятиях) ощутили на себе падение заработка на 8 %, а работающие в правительственных учреждениях – на 23 %204.Необходимые темпы прироста экономики потребовали бы радикальных перемен. Египет должен был бы открыть свою экономику, сократить свой раздутый и коррумпированный государственный сектор (государственный долг составил 80 % ВВП в 2012 году), реформировать свою юридическую систему и финансовое регулирование, больше вкладывать в образование и инфраструктуру, продвигать приватизацию, развивать торговлю и поощрять прямые иностранные инвестиции.
К сожалению, страна не торопилась делать все это. Египтяне не готовы к экономическим переменам, по крайней мере, не теми темпами, которые имели место в Латинской Америке или Восточной Европе, когда они занялись своими реформами. Им нужны рабочие места и улучшение сферы обслуживания, но в повестке дня их политических дискуссий нет серьезного обсуждения вопроса о том, что делать с экономикой.
На улицах и фабриках было такое понимание, что с уходом Мубарака появятся деньги и они осыпят людей с головы до ног. Но беспорядки на работе и уличные волнения привели к ограничению деловой активности. Один производитель керамики сказал мне, что он сделал 40 %-ную надбавку к зарплате рабочих на своей фабрике, они же в ответ провели забастовку с требованиями ее увеличения еще на 20 %. Он обратился к правительству за помощью. В ответ получил: «Вы богаты, они бедны; дайте им то, что они хотят». А он не мог этого сделать и начал сворачивать свое дело. Тупиковая ситуация толкает египетских политиков к двойному выбору между популизмом, при котором государственный сектор будет снова расти, чтобы накормить недовольных бедных, и возвращением к закону и порядку времен Мубарака – и в том, и в другом случае пострадает демократия.
Египтяне с подозрением относятся к Западу и ревностно оберегают свои права и суверенитет. Они не хотят, чтобы МВФ говорил им, что им надо делать, и их первым порывом было отказаться от предложенных им займов. Они считали, что могут справиться с проблемами, так как Катар и Саудовская Аравия обещали Каиру экономическую помощь на сумму в 11 миллиардов долларов, но ничего такого не случилось. Один высокопоставленный сотрудник администрации сказал мне, что временное правительство сообщило Вашингтону и МВФ в частном порядке о том, что «нам не нужна ваша помощь, а если мы согласимся на нее, мы не хотим, чтобы вы сообщали кому-либо об этом».
Жаль, но такие перемены происходили на самом деле. Реформы шли нелегко. Восточная Европа была вынуждена пережить 20 %-ную инфляцию наряду с падением ВВП на 20–40 %. Имели место многочисленные случаи спада производства, социальных проблем и актов политического сопротивления. Но в конце концов происходило преобразование экономик, и Восточная Европа стала жить лучше. То же самое верно и в отношении Латинской Америки.