Необходима осторожность

Поскольку в нем еще сохранилась способность чувствовать что бы то ни было, Эдвард-Альберт и сам гордился собой.

За дверями церкви – толпа незнакомых людей. Черт возьми! Он забыл дать знать лизхолдовцам. Забыл известить Берта.

Пип подал ему цилиндр и втолкнул его в первую карету. Она была обита черным, но черные, как уголь, лошади были обильно украшены белыми розетками.

Эдвард-Альберт тяжело дышал. Эванджелина сохраняла полное спокойствие.

– И-го-го! – произнес Пип, чувствуя, что надо что-то сказать по поводу совершившегося факта. – Это было величественно. Просто величественно.

– Прекрасные цветы, – поддержала Эванджелина.

– Все папашка, – заметил Пип.

И они тронулись в путь – к дому папаши Чезера.

Эдвард-Альберт сразу понял, что это элегантный дом самого лучшего тона. Ему еще ни разу не приходилось видеть такого количества цветов, кроме как на цветочной выставке. Шляпы, пальто и трости у гостей принимали специально приставленные к этому делу горничные в чепчиках и фартучках. Близкий знакомый семьи, очень юный джентльмен, одетый, как администратор в универсальном магазине, исполнял роль швейцара. Подружки появились вновь, на этот раз как сестренки Пипа. Комнаты были полны народу.

– Большой – и-го-го – прием, – заметил Пип. – Улыбнитесь. Ну вот. То-то же.

М-сс Дубер что-то сказала молодым; потом от них была оттерта какая-то стремившаяся привлечь их внимание неизвестная дама. Потом какой-то высокий толстый дядя с удивительным смаком целовал невесту. Когда он разжал объятия, то оказался обладателем круглой красной физиономии, похожей на физиономию Пипа, но более мясистой и увенчанной белой шевелюрой.

– Так вот он, счастливец. Поздравляю, дорогой мой. Поздравляю. Вы похищаете наше сокровище, а я поздравляю вас! Но раз она счастлива…

Он протянул огромную руку. Эдвард-Альберт не нашелся, что ответить. Он просто дал ему свою руку для пожатия.

– Добро пожаловать, – продолжал папаша Чезер. – Даже солнце сегодня радуется вашей свадьбе.

– Это правда, – ответил Эдвард-Альберт.

– Хоть сам я в церкви не присутствовал, – продолжал папаша Чезер, – но душой был с вами.

– Ваши цветы – очарование, – заметила Эванджелина.

– А сын мой разве не очарование?

– Нужно признать, наша свадьба удалась на славу. Правда, милый Тэдди?

– Я радуюсь всей душой, – ответил Эдвард-Альберт.

– А-а! – воскликнул м-р Чезер, протягивая огромную руку крикливо разряженной толстой даме. – Счастлив вас видеть! Ваши цветы и мое шампанское…

Эванджелина отвела супруга в сторону.

– Он все великолепно устроил. Правда, дорогой? Ты должен поблагодарить его. Может быть, вставишь фразу в конце речи?

Эдвард-Альберт поглядел на нее встревоженно.

– Что это? Мне уже, кажется, и сесть нельзя, не рассыпаясь в благодарностях.

– Два слова о великодушии и гостеприимстве, – шепнула Эванджелина. – Будет великолепно. Ты прелесть.

И их опять разделили.

Все шло страшно быстрым темпом, как обычно бывает во время свадебных завтраков. Столовая тоже была вся в цветах. Весь стол был уставлен бутылками шампанского. Громко застучали ножи и вилки. Захлопали пробки, и языки развязались. Но Эдвард-Альберт не мог есть. Губы его шевелились. «Леди и джентльмены и ты, моя дорогая Эванджелина. Никогда в жизни я не произносил речей…» Он осушил стоящий перед ним бокал шипучего, почувствовав при этом уколы иголок в носу. Но все же это как будто придало ему бодрости и самоуверенности. Кто-то опять наполнил его бокал.

– Не пейте слишком много, – тотчас произнес Пип, не отходивший от него ни на шаг.

Роковой момент приближался.

– Ладно, – сказал он, вставая. – Леди и джентльмены и ты, моя дорогая Вандж… Неванджелина… Ты, Неванджелина…

Он умолк. Потом немного быстрее:

– …никогда в жизни не произносил речей.

Очень быстро:

– …в жизни не произносил речей. А?

– Сейчас слишком полно сердце. Храни вас Бог.

Громкие продолжительные аплодисменты.

– Садитесь, – сказал Пип.

Но жених не садился. Он не сводил глаз с невесты.

– Не могу сесть, не выразив благодарности папашке… Папашке… Шип…

Пип сильно ударил его по спине и встал рядом с ним.

– И-го-го, – заржал он изо всех сил. – Великолепная речь. Великолепная. Превосходная.

Он насильно усадил Эдварда-Альберта на место. Потом сделал подчеркнуто широкий жест, держа бокал шампанского в руке, и при этом пролил немного Эдварду-Альберту на жилет.

– Леди и джентльмены! Выпьем за здоровье и за счастье молодых. Гип-гип-ура!

Последовали неуверенные аплодисменты. Все немного растерялись. Потянулись к Эдварду-Альберту и Эванджелине чокаться. М-р Чезер-старший запротестовал, обращаясь к сыну:

– Не нарушай программы, Пип. Что это такое? С какой стати? Уж не пьян ли ты, милый?

– Простите, папаша! Я пьян от радости. И-го-го!.. От радости!

Тогда, чтобы произнести торжественную речь, поднялся со своего места старик Чезер. И один только Пип знал по-настоящему, какая страшная опасность нависла над праздником и миновала.