Необходимо и недостаточно (СИ)

И вновь на нём оказалась маска толщиной с лёд в Антарктиде. И этот самый лёд чуть остудил мой пыл, но я всё ещё не могла до конца успокоиться. Поэтому прожигала взглядом бледное лицо, не имея ни единой возможности разгадать мысли Малфоя. Будто искала выход в лабиринте, ограждённом бетонными стенами по периметру. И в нём не было ни одной лазейки, даже самой маленькой.

— Вообще ни о чём? — наконец озвучил Малфой. Выплюнул слова сквозь зубы. — Только наркотики?

— Да, Драко. Наркотики и боль, которую они снимают. Ты. Снимаешь. Каждый вечер, — я перевела дыхание, покрепче хватаясь за его предплечья. — Спасибо тебе за это… — мне уже давно наплевать, что я обещала себе никогда не благодарить этого человека. — Но уже вечер. И я не могу игнорировать этот факт и думать о чём-то другом рядом с тобой.

Пауза длилась всего секунду, но казалось, что прошло не меньше недели. Настолько потяжелел взгляд Драко. Если бы я не знала его, то с уверенностью бы сказала, что в серых радужках стояла неприкрытая обида. А ещё гнев. И он подходил ему куда лучше обиды, определённо.

— Ты ждал чего-то другого? — чуть дрожащим голосом произнесла я, не зная, что ещё сказать после той правды, что выдала. И я не понимала, почему мои слова так задели его. Искренне считала, что он и сам прекрасно осознавал всю суть.

— О, ну не знаю! — Малфой развёл руками и хмыкнул слишком громко, чтобы принимать это за естественный жест. — Это ведь ты призналась мне в любви неделю назад.

Ещё одна оплеуха. Гораздо больнее всех предыдущих. Только у него получалось вот так вот выбивать весь воздух из груди одной фразой. Чёртов талант.

— Я…

— Поэтому да, Грейнджер, — перебил меня он, не отводя взгляда потемневших радужек. Драко злился и уже не мог этого скрывать. — Я ждал чего-то другого.

А я не ждала, что мои слова в полубреде значили для тебя хоть что-то.

Единственное, что я помнила о том вечере после того, как мы вышли из Большого зала, так это его приглашение на бал и своё признание. Дальше — пустота, и вот я уже проснулась в кровати от нестерпимой боли во всём теле.

И мне бы хотелось сказать ему, что я не лгала тогда. Что это правда, ведь иначе я не нахожу ни единого объяснения своему поведению и такому слепому доверию бывшему врагу. Вот только это скорее моё желание — быть влюблённой в него, — нежели то, что я могу позволить себе сейчас.

Непозволительная роскошь — чувствовать в груди приятное тепло и трепет, когда её сковывает нетерпимая боль. Каждую минуту моего жалкого существования ровно до того момента, пока в организм не попадёт порошок.

И какой смысл давать Драко надежду? Чтобы через пару дней или недель забрать её навсегда? Сколько мне ещё осталось?..

Да и о какой надежде речь… Кто сказал, что ему вообще нужны мои чувства? Кто сказал, что я не прихоть аристократа, новая игрушка, которая помогла заменить алкоголь? Ведь иначе почему он оставался рядом, продолжая завлекать меня в свои грязные игры?

Слишком много вопросов, на которые у меня нет не то что ответа, а даже микроскопической зацепки. Ещё и голова раскалывалась так, что здраво соображать не получалось. Получалось только перескакивать с эмоции на эмоцию, вновь уступая бразды правления ломке, но никак не здравому рассудку.

Поэтому я выдала правду, что лежала на поверхности. Без всего того, что затаилось под ней. Без всех противоречивых ощущений, которые с трудом, но можно было назвать любовью.

— Я просто боялась остаться одна, — это всё, что я сказала вслух.

Глаза Драко распахнулись ещё шире, и он чуть пошатнулся, как от удара. Хмыкнул, не размыкая губ, и тут же убрал от меня руки. Почти брезгливо, но вместе с тем так болезненно, что в моей груди что-то предательски сжалось.

Всего один его шаг от меня — а я уже чувствовала себя брошенной в лапы смерти. Донельзя одинокой, окончательно сломанной куклой, без единого шанса на починку. Хотелось закричать и рассказать ему всё то, что я решила сохранить в тайне. Сделать что угодно, чтобы он не уходил, но в горле встал ком.

Драко закрыл глаза и замотал головой, зарываясь пальцами в волосы, будто пытался сдержать пар, который вот-вот должен повалить из каждой клеточки его тела.

— Охуенно! — Малфой беззвучно рассмеялся. — Браво, Грейнджер.

Стало холодно.

Настолько зябко и одиноко, что я с трудом сдержала свой порыв шагнуть вперёд, прямо к нему, и согреться в таких знакомых объятиях. Но когда Драко открыл глаза, то серые радужки заполняла ледяная сталь. Я невольно съёжилась, не зная, что предпринять.

— То есть если Уизли будет кормить тебя датуром на завтрак, обед и ужин, заодно околачиваясь своей рыжей тушкой поблизости, то ты и ему в любви признаешься? Так получается? — процедил он, поливая меня вёдрами своего яда.

— Конечно, нет! Он меня не поймёт, — с трудом проговорила я, и мой голос был таким хриплым, будто всю глотку хорошенько натёрли наждаком. — Не сможет… так.

— Что не сможет? Давать датур? — Малфой истерично хохотнул, поведя плечом. Будто отмахивался от какого-то пустяка. — О, поверь, пара твоих припадков — и он смирится с этим. Поттер, вон, вроде не возмущается.