Необходимые монстры

Оба расхохотались. Джонатан отрезал кусочек какого-то твёрдого жёлтого сыра и протянул его Моху:

– Попробуйте этот. Он изумительный. На родине мы делаем его сами.

– Вы живёте не здесь? Где же?

– Нет, я просто завершаю свой срок как смотритель. Завтра я всё запираю – надолго, может, навсегда.

«А на мой вопрос ты не ответил», – подумал Мох. Он взял кусочек, бросил его в рот, одобрительно кивая:

– Вы правы. Как он называется?

– «Сыр», – проревел Джонатан со смехом. Мох при этом прикрыл лицо и склонил голову к столу. Он смеялся, пока в рёбрах не появилась боль, а слёзы не смочили ему ладони. Мох почувствовал на плече чью-то тяжёлую руку. Он тосковал по Имоджин, которая когда-то испробовала этот жест. – Вы здорово называли птиц, друг мой, но я хотел бы знать, каким именем вы бы назвали себя. Могло бы это быть Чужак, Трус, Предатель или Пораженец? Это некоторые из наиболее предпочтительных.

Мох откинулся на спинку стула, отёр лицо грубым полотенцем, вручённым ему Джонатаном.

– Убийца.

Джонатан глазом не моргнул.

– У вас глаза не убийцы, – выговорил он сквозь забивший рот хлеб.

– Когда-то я был учителем. В заведении, которое называлось Трубным институтом.

– Слышал о таком. Его закрыли немало лет тому назад.

– В первый же мой семестр произошёл несчастный случай. Один из учеников, из моих учеников, утонул весной в половодье. Расследование установило, что имел место несчастный случай, но я-то знал: если бы я был там, следил за ребятами, такого бы не случилось. Он был всего лишь мальчишкой, надоедливым маленьким мальчишкой. Вблизи реки он оказался потому, что так находил уединение для себя, когда другие дети его дразнили. – Мох умолк, ожидая отклика Джонатана, но тот лишь отмахнулся, мол, продолжай.

– Несколько лет спустя произошёл ещё один несчастный случай, когда в школе появилось неестественное живое существо. – Мох уставился на свои руки.

– Дальше, – выговорил Джонатан, хмурясь.

– Оно… он выглядел, как мальчик, только не был им в полном смысле… он был… чем-то другим. Если честно, я действительно не знаю чем. Ну, естественно, другие дети принялись издеваться над ним безо всякой жалости. Наконец, однажды всё приняло совсем скверный оборот. Дети, дразнившие мальчика, были убиты во время прогулки по лесу – итог спора, хотя тогда я этого не знал. Когда власти нагрянули, мальчик исчез. Меня нашли сидящим на пне – в шоке, а вокруг повсюду тела. Меня обвинили в убийстве и бросили в тюрьму.

– А где вы были, когда первый мальчик утонул? – спросил Джонатан.

– В постели учительницы арифметики – получал образование.

– Вы знали, что мальчик находился возле реки?

– Нет. Это было уже после того, как всюду погасили свет. Но я должен был проверять спальни.

– Можно ли было ожидать такого?

Мох пожал плечами:

– Нет.

– А дети на лесной прогулке?

– Это был безнадзорный выход в лес. Я готовился к урокам в библиотеке.

– Стало быть, вина не ваша, – сказал Джонатан. Он стряхнул с рук крошки. – Истории трагические, разумеется, только вряд ли их бремя нести вам одному. – Джонатан налил им обоим ещё вина. – Кстати, мальчик, тот, кого вы так лестно назвали живым существом, его нашли?

– Он объявился годы спустя и помог мне покинуть Брикскольд, а потом помог пробраться обратно в город. Сам я никак не сумел бы сделать этого в той местности. Как раз от него я и узнал о том, что произошло в тот день в лесу.

Джонатан подался вперёд и положил крепкую ладонь на руку Моха.

– Выпейте ещё вина. Я сам его готовил.

И Мох выпил. Он понимал, что пьянеет, но ему было всё равно.

– Те события, о каких вы рассказали, я бы убийствами не назвал, – говорил Джонатан. – Оставляя в стороне жалкое судопроизводство, подлинное убийство требует умысла.

– Я и до этого дотягиваю. Я убил человека в городе. – Мох пристально следил за Джонатаном. – Негодяя по имени Агнец. – Мох ясно видел, что весть эта собеседника тронула. Было ли промелькнувшее на его лице выражением ярости, страха, облегчения или чего-то другого, Мох сказать не мог.

– Так вот, – проговорил Джонатан уже серьёзно. – Что-что, а о людях судить я хорошо умею. Вы человек хороший, а потому я говорю: этот самый Агнец, несомненно, получил то, что ему подобало.

Некоторое время оба ели в молчании. В конце концов вновь разговорились. Джонатан жаловался на плохой водопровод в часовне, не утихающую битву с мышами, признавался в своей любви к сложным шахматным задачам. Постепенно разговор перешёл на настольные игры вообще. Мох говорил, как эти игры, хранимые в изорванных коробках, служили утешением в тюрьме. Он описывал обыденность своей жизни в ней, некоторых известных ему людей, временное облегчение, какое внесла синиспора в его то томительное, то буйное существование. Говорил о своих всё нараставших трудностях с наркотиком.