Необходимые монстры

Мох пошёл обратно к огню. Примерно в миле от выхода из туннеля среди деревьев они нашли крохотный фургончик. Всё ценное с него давным-давно сняли и унесли, зато осталось то приятное преимущество, что фургончик был почти незаметен с любой стороны благодаря похожему на чашу углублению, в котором находился. Мох отходил проверить, виден ли дым. Хотя местность и выглядела пустынной, рисковать попусту им не хотелось. Имоджин разогрела над пламенем банку консервированных бобов. Снег падал пушистыми снежинками, которые таяли, едва коснувшись земли.

– Знаешь, когда ночью температура упадёт, снег останется, – сказал Мох, глядя в небо. Он высунул язык, стараясь поймать снежинку, а та вместо этого скользнула ему за очки и попала в глаз.

– Красиво, – сказала Имоджин. – Бобы готовы.

– Спорить готов, они ушли с рельсового пути и пошли вон той дорогой на север. Абсентия на севере. Думаю, нам следует направиться на восток к середине острова. Как раз там и отыщем Глазок.

Имоджин кивнула:

– Безумие. Что, если они не пошли на север? Что, если мы проскочим монастырь? Остров-то обширный.

– Выглядит он куда больше, чем с того берега, – согласился Мох.

– Сколько, по-твоему, времени понадобится, чтобы дойти до Глазка?

– Три дня, может быть. Зависит от местности.

– А если мы наскочим на Элизабет с Эхом?

– Тогда придётся быть готовыми драться.

– Ей нужен сундук. Если она считает, что мы здесь, то рано или поздно пойдёт по нашему следу.

– Это точно.

– А у нас весьма скоро кончится еда, – заметила Имоджин. Она дала Моху ложку. – Что ты имеешь в виду, говоря «быть готовыми драться»?

– Никаких колебаний, – пояснил Мох. С того времени, как они вышли из туннеля, у Моха из головы не выходила угроза Элизабет около пекарни. – Нам нужно быть такими же беспощадными, как и они. И даже больше, если такое возможно.

Ночь они провели вместе в фургончике, укрывшись своим одеялом, а снаружи падал снег. Имоджин разбудила его на рассвете.

– Смотри, – сказала она. Он вылез следом за нею из фургончика. Земля была укрыта белым покрывалом. Над ним серело небо. В нескольких шагах от них снег был покрыт следами башмаков.

– Кто бы то ни был, – рассудил Мох, – тут побывали не больше двух часов назад.

– Элизабет?

– Следы ног слишком большие.

К середине утра температура слегка повысилась, отчего снег со щебёночной дороги стаял, и идти по ней стало легко. Они шли бок о бок, рассказывая друг другу всякие истории и доедая печенье, оставшееся после туннеля. Осматривались постоянно, но не заметили никаких признаков, что за ними следят.

Имоджин указала на оцелус, который повсюду следовал за Мохом:

– Я так и не поняла, что это за штуки, когда Джон привёз его домой; мы были ещё маленькими. Они были у Радужника даже тогда. Моя мать, Сильвия, перепугалась до смерти. Поэтому-то его и отправили в саду сидеть. Мне она не позволяла гулять с ним, хотя я этого хотела. Приходилось тайком выбираться через чёрный ход, пока родители спорили.

– Порой кажется, что у них есть собственный разум, – сказал Мох. – Этому вот уж точно сказать нечего.

– Ты же знаешь, что означает слово «оцелус», так?

– Джон их так называл. Радужник звал их камешками.

– «Оцелус» означает «глазок», частичку такого составного глаза, как у стрекозы, например.

– Знаю, смотрел в словаре, – сказал Мох. – По-моему, Джон давным-давно связывал Радужника с Глазком. – Ещё в туннеле в разговорах они обсуждали такое открытие, как наличие у Радужника сестры, но подпитать эту новость было нечем, а потому разговор о ней просто ходил по кругу.

– Я тоже связывала. Как у тебя с меткостью? – спросила Имоджин.

– Прости, что?

– Стреляешь ты метко? Посмотри вон туда. – И она вытянула руку. Мох прикрыл ладонью глаза от слепящего света. – Дикие индюшки. Я их десять штук насчитала.

– А из чего, по-твоему, я должен в них стрелять? – пожал плечами Мох. – Эта винтовка – полное дерьмо.

Имоджин рассмеялась. Сбросила свою котомку на дорогу и достала что-то, завернутое в материю. Это было ружьё Шторма.

– Из этого.

Мох улыбнулся и решил не отпугивать пробудившуюся в Имоджин жизнерадостность своим унынием.

– Из такого я не стреляю.

– Это почему же?

– По эстетическим соображениям.

– Предпочитаешь умирать с голоду?

Они целый час прогонялись за индейкой, у которой оказалась едва ли не сверхъестественная способность чуять их присутствие. Наконец Моху удалось выстрелить. Грибковый нарост на дереве футах в двадцати[22] над птицей упал вниз, ломая ветки, и с глухим стуком ударился о землю. Птица отошла на несколько футов в сторону. Мох развернул ружьё и опять выстрелил – на этот раз хирургически срезав индейке голову у основания шеи.

В ближайшем ручье Имоджин выпотрошила и ощипала птицу, пока Мох разводил костёр. Мясо они нарезали полосками и обжарили на зелёных ветках. Наевшись досыта, завернули мясо, сколько смогли, в чистую тряпку и положили в котомку Моха. К тому времени, как закончили, день уж стал клониться к вечеру. Небо начало темнеть, а снег, которого не было целый день, повалил снова.