Необручница: На острове любви (СИ)

Переварив всё это за минуту, я решила смириться и выполнить все последние прихоти госпожи. Попросит изображать младенца — так и быть… На что ей ещё хватит фантазии? Продержаться три дня — вот всё, что мне нужно.

Вода нагрелась быстро. Госпожа усадила меня в лохань и начала игру «Дочки-матери». Помыла волосы, а затем обмазала их каким-то маслянистым зельем, пахнущим очень терпко, и обернула полотенцем. Лицо, про которое изначально речи не шло, покрыла кашицей из зелени, попросила закрыть глаза и сверху, чтобы кашица не осыпалась, закрыла влажным платком. Мне велели сидеть так минут десять, и едва я узнала знакомый звук натираемой мылом вихотки, мои ноги бессознательно сжались.

Госпожа намывала меня, задумчиво напевая мотив, напоминающий колыбельную. С закрытыми глазами ощущения казались острее. Однако намекающих прикосновений, как будто рука задерживается ненароком и сжимает, не было. Меня просто выкупали, смыли маску с лица и волос, ополоснули и велели перебираться на кровать.

— Я масел на год запаслась, а теперь они мне ни к чему, — всё так же задумчиво объяснила госпожа. — Пусть хотя бы твоё тело благоухает, Ана… Оно изменилось, ты знаешь?

— Да.

Госпожа под прилипший мотив втёрла масло на спине, ногах и ягодицах, невинно и не проникая пальцами, куда не следовало. Я расслабилась, мысленно поблагодарив госпожу и составляя слова в предложение, которое скажу ей перед своим уходом.

Меня попросили перевернуться. Сирра Амельдина в намокшем местами нижнем платье сидела передо мной на согнутых коленях. Её длинные локоны ниспадали с плеч на груди медовым водопадом. Прекрасное лицо со слегка опухшим мешочками под глазами было так прекрасно, как и вся она, что я невольно залюбовалась ею. Она ответила мне грустной улыбкой, набрала в руку масло и спокойно принялась втирать его в мои груди и круговыми движениями спускаться к животу.

Как она была прекрасна! В тот миг мне вдруг выстрелила мысль в голову, настолько ясная и оформленная, что слёзы умиления навернулись на мои глаза. Мне восемнадцать, я всю свою недолгую жизнь восхищалась магессами, проплывающими важно мимо, пока одна некрасивая девчонка чистила рыбу. И что такого я сделала хорошего, чтобы одно из прекрасных созданий сейчас прикасалось ко мне и вело себя, словно не она, а я её госпожа?

— Что ты, Ана? — удивлённо спросила она, заметив мои слёзы.

Я же взяла её руку и поцеловала, прижала к щеке. Не нужен был мне массаж ароматическим маслом. В эту минуту всё, чего я хотела, — это сделать мою госпожу счастливой. Я порывисто поднялась и поклонилась ей, ещё раз поцеловала тыльную сторону рук.

— Ана? — госпожа обхватила моё лицо ладошками с не впитавшимся маслом, спохватилась и отёрла их о платье. — Что, моя хорошая? Что ты хочешь сказать?

— Я… — слова застряли у меня в горле, предательский ком мешал сказать.

Она ждала и что-то прочитала в моих глазах, поняла по-своему. Её слова потекли тягуче и ароматно, будто масло из бутылочки, опрокинувшейся на кровати и вытекающей на белоснежную ткань:

— Какая ты необычная, Ана! Ты и не красива, и привлекательна одновременно. Такие чувственные губы… — госпожа провела пальцем по ним, и они предательски раскрылись, — и белые зубки… А глаза какие выразительные… Тебе не хватает немного ухода, только и всего…

Она провела пальцами по моим волосам, и коготки легко разделили пряди после питательной маски. Теперь волосы даже казались длиннее…

Позже, осмысливая случившееся, я не смогу объяснить, что на меня нашло. Интимность ли момента, когда я, обнажённая, стояла на коленях перед госпожой. Или всё то же умиление красотой, в аналогичной позе замеревшей напротив. Я потянулась и не поцеловала — приникла к губам госпожи, запрокидывая её локоны назад.

— Вы такая красивая, моя госпожа, прекрасней всех! — выдохнула я самое длинное своё предложение за последнюю неделю.

Госпожа вдруг задрожала, личико её сморщилось, как тогда, в кабинете, перед экстазом:

— Я люблю тебя, Ана, — жалобно сказала она, — и мне тоже будет тебя не хватать…

«Я люблю тебя», — и мир взорвался вокруг меня. Вокруг нас. Я помогла снять прилипающее к телу платье и, позабыв робость, словно во мне родился мужчина, набросилась на этот образец совершенства. Имя моё, произносимое госпожой, звучало сладкой песней. Я впервые проявила инициативу и сама, без просьбы, возвращала подаренные мне ласки, чувствуя, что это нравится моей госпоже.

Но вдруг госпожа оттолкнула меня, слитным движением мы перевернулись, меняясь местами, и прекрасные губы завладели моим телом. Я познала то, что сводило с ума госпожу, — она припала к моей груди и повторила моё ночное послушание. Матерь многоликая, это действительно было неописуемо! Без слов я поняла: госпожа пыталась узнать теперь, что чувствует младенец у материнской груди. Но вот, насытившись невинной игрой, она снова стала женщиной. Жаждущей и знающей, как доставить удовольствие — и губы уже путешествуют вниз.

Ноги мои покорно раздвинулись, и я приподнялась на локтях, чтобы увидеть это…