Его рука медленно потянулась к ней.
Его нежное прикосновение совершенно не вязалось с его наружностью, но в какой-то степени успокаивало. Скорее всего, он выглядел вечно сердитым из-за выраженных надбровные дуг, просто являясь обладателем синдрома сурового лица.
Он подвел ее к дереву и остановился. Она вздрогнула, когда почувствовала на своих плечах его руки, но он лишь пару раз дёрнул за рюкзак, поэтому она расслабила руки, чтобы снять свою ношу. Он стянул с нее рюкзак и исчез под сенью деревьев, вернувшись через мгновение с пустыми руками. Мойра надеялась, что не подверглась ограблению. Он снова потянулся к ней. Похоже, ее собирались удостоить той же участи.
Мойра уже много лет не каталась на американских горках, но ничего против них не имела. Она была в нескольких тематических парках, когда была подростком, поэтому попыталась убедить себя, что будет весело заменить чувство самосохранения на предвкушение. Это был как раз тот момент, когда вы ожидаете подъема вверх по железной конструкции до тех пор, пока не зависаете на вершине, понимая, что собираетесь съехать вниз с другой стороны, то есть именно то, за что вы заплатили, и что подразумевала под собой такая поездка.
Она заставила себя вытянуть руки так, чтобы они нависали над ним, когда он потянулся к ней. Его сильные и теплые руки легли ей на талию, и она крепко зажмурилась. Его пальцы скользнули по ее рубашке, словно успокаивая, и ее живот напрягся, как будто ожидал щекотки. Это был апогей, момент парения в воздухе, когда ты задаешься вопросом, к чему все это приведёт в конечном итоге. Она почувствовала его дыхание на своей макушке и попыталась заменить образ фыркающего быка ветром, развевающим ее волосы, пока она оглядывала аттракцион, размышляя о том, как здорово будет подняться наверх и увидеть всю эту красоту, ведь ей не придётся спускаться и наматывать круги по округе.
Ее единственным предупреждением было резкое усиление его хватки, мгновенно вынудившей ее передумать, дернуться и потянуться к нему, пытаясь вырваться и остаться на месте, когда ее ноги оторвались от земли и она была грубо подброшена к ветвям, как баскетбольный мяч. У нее было всего мгновение, время, которое потребовалось ей, чтобы ахнуть, прежде чем вторая пара рук обхватила ее и надежно прижала к мохнатой груди.
Она маневрировала до тех пор, пока ее задница надежно не обосновалась на ветке дерева, а затем начала медленно освобождаться. Поначалу она этого не хотела, цепляясь за крепкие руки, не доверяя ветке, но примат, который ее поймал, был явно готов ее подхватить, если она соскользнет. Ее ноги болтались, и это обескураживало, но она держалась руками за ветку, поэтому ее вес был сбалансирован. Однако она не осмеливалась посмотреть вниз.
Самый низкорослый из ее попутчиков, тот, что ее поймал, сидел на корточках рядом с ней и смотрел на нее то ли с растерянностью, то ли с беспокойством. Она взглянула на него, но не знала, как выразить свои чувства. Она не пострадала, но и не чувствовала себя ни расслабленной, ни умиротворенной.
Шорох и скрип предупредили ее о том, что другой Тарзан забрался на ветку повыше, где немного потоптался и выжидающе посмотрел на нее сверху вниз. Она заскулила. Это было слишком высоко.
— О, нет. Нет, нет, нет. Нет. Одно дело — подниматься от земли, но я не позволю зашвырнуть меня так высоко. Я не гимнастка. Не
Приматы посмотрели на нее, а затем друг на друга. Тот, что поймал ее, неуверенно сдвинулся, чтобы поднять ее, его руки запорхали по ее спине и животу, словно он искал удобные ручки для погрузки и разгрузки человеческих женщин, но она отвернулась от него и прижалась грудью к ветке, обхватив ее руками. Когда одна из его рук сместилась, словно пытаясь ее приподнять, она зашипела на него, обнажив зубы в своей лучшей имитации уличной кошки, которая жила за баром, тем самым вынудив его отступить и улизнуть на другую ветку.