Необычайные приключения Тартарена из Тараскона (пер. Митрофан Ремезов)

Однако же, когда на девятый день своего пѣшаго хожденія измученный тарасконецъ, весь покрытый пылью, издали увидалъ среди зелени бѣлые балконы Алжира, когда онъ подошелъ къ городскимъ воротамъ и очутился на шумной дорогѣ, ведущей въ Мустафу, среди зуавовъ, носильщиковъ, лодочниковъ, торговокъ, прачекъ, среди разноголосой и разноязычной толпы, глазѣющей на него и его верблюда, онъ не выдержалъ:

— Нѣтъ! Это, наконецъ, невозможно! — проговорилъ онъ. — Не могу же я войти въ Алжиръ въ сопровожденіи такой гадины!

И, воспользовавшись тѣснотой. Тартаренъ бросился въ сторону и залегъ въ канавѣ. Черезъ минуту онъ увидалъ, какъ надъ его головой пронесся по дорогѣ старый верблюдъ съ тревожно вытянутою впередъ шеей.

Тутъ только нашъ герой вздохнулъ свободно, какъ человѣкъ, съ плечъ котораго свалилась большая тяжесть, и вошелъ въ городъ окольною дорогой мимо своего загороднаго садика.

VII Катастрофа за катастрофой

У своего мавританскаго домика Тартаренъ остановился въ совершенномъ недоумѣніи. Смеркалось; на улицѣ не видно было ни души. Сквозь полуотворенную дверь, которую негритянка забыла запереть, слышались смѣхъ, звонъ стакановъ, хлопанье пробокъ шампанскаго и, покрывая весь этотъ пріятный шумъ, веселый и звонкій женскій голосъ пѣлъ:

   Aimes-tu, Marco la Belle,
   La danse aux salons en fleurs…

— Что за дьявольщина! — крикнулъ тарасконецъ, блѣднѣя, и кинулся во дворъ.

Несчастный Тартаренъ! Какіе виды онъ тутъ увидалъ! Подъ аркадами его тихаго пріюта, среди бутылокъ, лакомствъ, разбросанныхъ подушекъ, трубокъ, гитаръ и тамбуриновъ, стояла Байя, безъ голубаго корсажа, а въ одной прозрачной газовой сорочкѣ и въ широкихъ розовыхъ шароварахъ, и пѣла Marco la Belle, лихо надѣвши на беврень фуражку флотскаго офицера. У ея ногъ полулежалъ на цыновкѣ и громко хохоталъ надъ ея пѣсней пресыщенный любовью и вареньями разбойникъ Барбасу, капитанъ пакетбота Зуавъ…

Появленіе Тартарена, покрытаго пылью, исхудалаго, загорѣлаго, съ страшнымъ взоромъ и въ дыбомъ торчащей фескѣ, сразу оборвало это милое турецко-марсельское пиршество. Байя взвизгнула, точно испуганная собачонка, и убѣжала въ домъ. А Барбасу, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжалъ хохотать еще громче.

— Эге!… Господинъ Тартаренъ! Ну, что-то вы теперь скажете? Какъ видите, она говорить по-французски!

— Капитанъ! — крикнулъ Тартаренъ, не помня себя отъ бѣшенства.

— Digoli que vengué, moun bon! — крикнула мавританка, наклоняясь черезъ перила балкона.

Нашъ злосчастный герой былъ окончательно уничтоженъ и безсильно упалъ на тамбуринъ. Его мавританка говорила даже по-марсельски!

— Предупреждалъ я васъ не очень-то довѣрять марсельскимъ дамамъ! — наставительно сказалъ Барбасу. — И вотъ насчетъ вашего албанскаго принца тоже…

Тартаренъ поднялъ голову.

— А вы знаете, гдѣ принцъ?

— О, недалеко. Теперь онъ погоститъ пять лѣтъ въ тюрьмѣ Мустафы. Молодецъ попался съ поличнымъ… Ему, впрочемъ, не въ первый разъ приходится отсиживать. Его высочество уже высидѣлъ гдѣ-то три года. Да, позвольте, я даже припоминаю гдѣ: у васъ въ Тарасконѣ.

— Въ Тарасконѣ!…- вскричалъ Тартаренъ, которому вдругъ все стало ясно. — Такъ вотъ почему онъ зналъ только одну часть города…

— Само собою разумѣется… Ту часть, что видна изъ тюремныхъ оконъ… Ахъ, милѣйшій мой господинъ Тартаренъ, надо держать ухо очень востро въ этомъ проклятомъ краю, не то здѣсь живо обдѣлаютъ на всѣ лады… Вотъ хоть бы взять вашу исторію съ муэзиномъ.

— Какую исторію? Съ какимъ еще муэзиномъ?

— Ге! А вы и не подозрѣваете!… Вонъ съ тѣмъ муэзиномъ, что волочился за Байей… Въ Акбарѣ [5] разсказана эта исторія сполна, и весь Алжиръ еще о ею пору надъ ней потѣшается… На самомъ дѣлѣ трудно придумать что-нибудь забавнѣе этого муэзина, который, распѣвая молитвы на своемъ минаретѣ, у васъ передъ носомъ обьяснялся въ любви съ вашею сожительннцей и назначалъ ей свиданія, выкрикивая хвалы Аллаху…

— Да они здѣсь всѣ, поголовно, мошенники и негодяи! — завопилъ несчастный тарасконецъ.

— Таковъ уже, знаете, всегда новый край, — философски замѣтилъ Барбасу. — Какъ бы то ни было, однако, послушайтесь моего совѣта и возвращайтесь-ка поскорѣе въ Тарасконъ.

— Легко вамъ говорить: возвращайтесь… А съ чѣмъ бы это я возвратился?… Деньги гдѣ?… Вы, стало быть, не знаете, какъ меня ощипали тамъ въ пустынѣ?

— Э, за этимъ дѣло не станетъ! — разсмѣялся капитанъ. — Зуавъ отходитъ завтра, и, если хотите, я предоставлю васъ на родину… Согласны, землякъ?… Ну, и чудесно. Теперь вамъ остается одно. Тутъ есть еще нѣсколько бутылокъ шампанскаго и кое-какая закуска… садитесь, наплюйте на всѣ досады и выпьемъ…

Послѣ минутной нерѣшимости, ради поддержанія собственнаго достоинства, тарасконецъ послѣдовалъ благому совѣту: сѣлъ, чокнулся и выпилъ. На звонъ стакановъ сошла сверху Байя, допѣла конецъ Marco la Belle, и кутежъ протянулся далеко за полночь.