Необычное литературоведение

К нему присоединились практические соображения духовенства, испытывавшего нужду в четких канонических текстах. Поколения переписчиков передавали одно другому неизбежные ошибки, возникавшие порой случайно, а порой намеренно. Вы, наверно, помните с детства игру в «телефон». Ребята усаживаются в ряд, и первый шепотом говорит другому на ухо какое-нибудь слово, ну, к примеру, «сон». Тот, не расслышав, а может быть, нарочно переврав, сообщает следующему уже не «сон», а «сом». Пока дойдет до последнего, этот «сом» превращается уже в «слона» или в нечто совсем невообразимое. Подобная «игра в телефон» происходила порой в рукописных книгах. В печатных она сводилась почти на нет. Это соображение определило поначалу благожелательное отношение пастырей церкви к печатному делу, и митрополит Макарий поддержал Ивана Грозного в его намерении. Поддержка эта выразилась в умелой пропагандистской формулировке, которую духовенство обнародовало в одном из тогдашних документов: «Бог вложил царю благую мысль — произвести от письменных книг — печатные, для того, чтобы впредь святые книги изложилися праведно и дабы можно было испущать их во всю Русскую землю».

Существует немало предположений, откуда и где почерпнул «Николы чудотворца Гостунского диакон Иван Федоров» свои знания печатного дела. А именно ему вместе с Петром Мстиславцем было поручено устроение книгопечатни в Москве. Предполагалась немецкая, итальянская, южнославянская преемственность, но тому, что было совсем под рукой, уделялось, как ни странно, значительно меньше внимания. Между тем здравый смысл должен был подсказать, что естественнее всего было бы искать истоки книгопечатания в русских землях, лежавших совсем рядом, по ту сторону нестойкой литовской границы. Кстати говоря, как раз туда направили после свой путь Иван Федоров и Петр Мстиславец при своем трагическом бегстве из Москвы, о котором мы скажем ниже. Термин «русские земли», как мы уже говорили, это тогдашнее наименование. Белорусы и украинцы уже сложились как отдельные нации, но определения «Белоруссия» и «Украина» еще только начали входить в жизнь, и восходившее ко временам древнерусского государства название «русские земли» продолжало бытовать.

Естественно, повторяю, предположить, что развитие в этих землях печатного дела и стало ближайшим образцом для московского книгопечатания. Петр Тимофеевич Мстиславец мог стать соединительным звеном между преемниками Франциска Скорины и Иваном Федоровым. Кстати говоря, почему до сих пор не увековечена память Мстиславца в самой Белоруссии? Памятник этому замечательному человеку давно мог украсить Минск. Великий пример раннего единства русской и белорусской культуры, образец духовного подвига, соединяющего их вместе, увидели бы в таком памятнике советские люди.

Государственная заинтересованность в печатном деле была выражена Иваном Грозным после взятия Казани в 1553 году, а первенец Ивана Федорова — знаменитый «Апостол» — начал печататься 19 апреля 1563 года (эту точную дату дает сам первопечатник). Чем было заполнено это десятилетие? Известно несколько книг, вышедших в это время, но называемых «безвыходными», то есть без обозначения типографии, печатников, года выпуска. В Москве работала анонимная книгопечатня, выпускавшая издания, как мы бы сейчас сказали, опытного образца. Издания в худшую сторону отличались от будущих книг первопечатника. В безвыходных книгах верстка неряшлива и груба, длина строк неодинакова, заглавия иногда набраны строчным шрифтом. Государство не торопилось брать под свою руку эти опытные мастерские. Принимали ли в них участие Иван Федоров и Петр Мстиславец — неизвестно. Возможно, не принимали, и анонимные эти издания были результатом труда менее искусных конкурентов.

На фоне этих изданий появление «Апостола» 1564 года (он печатался около года) было поистине равносильно возникновению Афродиты из пены морской. Ученых не перестают мучить догадки, где, как и откуда научились Иван Федоров и Петр Мстиславец своему непревзойденному искусству. Видимо, корень отгадки в незаметном слове «свое». Между «Апостолом» Ивана Федорова и безвыходными изданиями пролегла граница, отделяющая искусство от ремесла, гений от посредственности.

Иван Федоров подошел к изданию первой печатной книги на Руси с сознанием глубокой ответственности за порученное ему дело. Дьякон кремлевской церкви Николы Гостунского, он находился в непосредственной близости к высокообразованным людям, окружавшим царя в первую пору его правления. Самым ярким и значительным из них был Максим Грек. Следы его стиля и отдельные формулировки обнаруживаются учеными в послесловиях книг первопечатника.