Необычное задание

— Хочу уединиться в укромном месте. Чтобы никто не мешал.

— Найдем такое.

— И детально проштудировать некоторые документы.

— Список у вас с собой?

— Конечно.

— Давайте его сюда.

Ярослав немедля достал из внутреннего кармана пиджака исписанный мелким почерком листок бумаги и положил его на стол перед директором.

Тот быстренько пробежал глазами по тексту и изумленно вскинул вверх густые брови:

— Вы что, все сговорились? Вот только вчера с точно таким же перечнем ко мне обратился профессор Рыбаков.

— Борис Александрович?

— Так точно — он. Вы знакомы?

— Немного…

В это время где-то за спиной Ярослава послышался легкий шорох, и чуть ли не в самой верхней точке приоткрывающегося дверного проема нарисовалась чья-то довольно-таки внушительная физиономия, увенчанная крупным мясистым носом:

— Разрешите?

— О! Легок на помине! Заходи, Боря, присоединяйся.

Рыбаков (а это конечно же был он!) нерешительно переступил порог и, неотрывно глядя в синие глаза Плечова, наконец соизволившего повернуть к нему лицо, радостно воскликнул:

— Ярослав Иванович? Родной… И ты… Здесь?

— Да вот… Пробегал мимо, решил зайти.

— Правильно! Докторскую еще не защитил?

— Нет. Но собираюсь. В самое ближайшее время.

— А Борис Александрович — уже, — внес ясность директор, немного приподымаясь в кресле для того, чтобы пожать протянутую ему руку.

— Еще в эвакуации. В Ашхабаде, — улыбаясь, уточнил Рыбаков.

— По какой теме? — полюбопытствовал Ярослав.

— Все по той же. Угадай с трех раз…

— Попробую с одного. "Ремесло Древней Руси"?

— Да, — удивленно округлил глаза Рыбаков. — Именно так она и называлась!

— Здорово живете, товарищ. Лихо. Славно. В хорошем темпе. Так скоро и академиком станете!

— Стоп. А вот этого я терпеть ненавижу, — нахмурился Борис Александрович.

— Чего?

— Подхалимажа. И прочей старорежимной шелухи, в том числе — нытья и "выканья". Давай на "ты", как в былые времена.

— Давай, — неуверенно согласился Яра.

— Ты какого года рождения? — продолжал демонстрировать все тот же свойственный ему с малых лет неуемный напор, ставший основой теперешней повышенной трудоспособности Рыбакова.

— Одиннадцатого.

— А я — восьмого. Несущественная разница, которой запросто можно пренебречь.

— Согласен, — припомнил коронное словцо Ярослав.

— Вот с товарищем Олишевым сложней будет. Так что договаривайся с ним в индивидуальном порядке.

— О чем?

— Да все о том же… Между мной и ним — те самые три года. А уже между вами — все шесть! Да и должность — директорскую — нельзя сбрасывать со счетов. Правильно я говорю, Василий Григорьевич?

— Уймись, балабол… Здесь иной принцип вступает в действие! Наши предки только к врагу обращались на "вы". А между собой, внутри своей языковой группы, исключительно "ты" и не иначе. Понятно?

— Так точно! — громко выпалил Борис Александрович.

(Хоть и профессор, археолог, выдающийся деятель исторической науки, а с армейскими порядками он был знаком не понаслышке: лет десять тому назад служил в артиллерийском полку офицером конной разведки.

Что тогда говорить о Плечове, если тот и сейчас в числе действующих военных кадров?

Однако в узком кругу интеллигентов лучше не демонстрировать свою выучку!)

— Я того же мнения, — совершенно мирно, по-граждански отозвался разведчик, и его простое, совершенно бесхитростное лицо в очередной раз озарилось знаменитой, милой и безмерно располагающей улыбкой, которую друзья давно окрестили "Плечовской". — За работу, братцы!

ГЛАВА 8

Места для двоих в узкой, тесной, можно сказать даже — крошечной и слишком темной каморке, где хранились потрепанные книги, приготовленные то ли для утилизации, то ли для экстренного, если так можно выразиться, ремонта, явно не хватало.

Но о том, чтобы разъединиться и разбрестись по разным уголкам огромного зала, не было и речи. Что ни говорите, а два ученых ума, объединенных одной великой целью, — это сила!

Казалось бы, они только-только собрались с мыслями, сосредоточились, чтобы вместе придумать какую-то оригинальную теорию, а то и вовсе сделать сенсационное открытие, могущее тянуть если не на вожделенную Нобелевскую, которая, как известно, не присуждается за особые достижения в области исторической науки, то хотя бы на какую-то иную, менее престижную премию; ан нет: вскоре кто-то настойчиво постучал в дверь и тихим старушечьим голосом наказал покинуть помещение, мол, рабочий день закончился, пора разбегаться по домам, дорогие товарищи.

Что ж, до скорой встречи…

Завтра явимся аккурат к началу работы книгохранилища и… С новыми силами за старое!

— Ну что, будем прощаться? — предложил Ярослав уже на улице. — Или…

— Или! — утвердительно кивнул Рыбаков.

— Давай немного прогуляемся — так сказать, проветрим мозги, а потом на несколько минут заскочим ко мне домой. На чай с пирогами. Супруга в этом деле величайшая мастерица, — предложил Ярослав.

— Серьезно?

— Серьезней не бывает.

— Возражать не стану, — облизнулся его собеседник.

Они дружно ускорили шаг, направляясь, опять же по предложению Плечова, в сторону станции метро, как вдруг со стороны раздался чей-то звонкий, до боли знакомый голос:

— Яра?