Необычные новеллы

Дальше всё получилось как-то само собой. Мой друг включил телевизор, настроил его на место назначения или, точней сказать, на время назначения. Затем он нажал на кнопку "пуск" в преобразователе... Что мы после этого испытали, невозможно было с чем-либо сравнить, даже описать сложно. Я почувствовал, что меня всего выворачивает наизнанку (появилась возможность снова встретиться с фастфудом, который съел перед этим), но внезапно это прекратилось и наступило ощущение полной невесомости, хотя это больше напоминало некую подвешенность. Тело как бы существовало отдельно от меня. Я превратился в поток незримых электронов, который нёсся и летел по времени. Впервые я осознал что значит "идти сквозь время", хотя казалось, что всё наоборот, что это время идёт сквозь меня. Вдруг я почувствовал что-то вроде электрошока. Потемнело в глазах. Разбив невидимую преграду, я повалился на тротуар. Там уже лежал профессор. Вид у него был настолько жалкий, что я посмотрел с искренним сочувствием. Но заметив, что он смотрит на меня аналогичным взглядом, понял - выгляжу не лучше. Не успели мы подняться на ноги, как возле нас появились два милиционера. Один сказал:

- Совсем обнаглели! Напились как свиньи и разлеглись возле самого обкома. И это в канун двадцатилетия великой революции!

- Куда их, в отделение или вытрезвитель?- спросил второй милиционер.

- Я думаю... Ты посмотри!

Милиционер распахнул мой пиджак, и они с ужасом уставились на мою футболку. На ней, переливаясь яркими красками, красовался национальный флаг США.

- Шпионы!!!

Не успели мы с другом опомниться, как у нас отобрали преобразователь и одели на обоих наручники. Преобразователь они, вероятно, приняли за секретное оружие. Через минуту подъехал фургон с надписью "хлеб" и нас (в прямом смысле слова) забросили в него. Профессор что-то безнадёжно лепетал о перестройке, демократии и гласности, а я жалел, что плохо учил английский язык - можно было прикинуться иностранцами.

Положение наше было плачевным: мы в тридцать седьмом году, в наручниках, в подвале НКВД с обвинением в шпионаже, и без преобразователей! Допрашивал нас следователь солидный, в очках, упитанный и лысоватый. Он был очень похож на Берию, но спросить как его зовут, я постеснялся. Он сидел за дубовым столом, недоумённо вертя в руках преобразователь. Не поднимая на нас глаз, он очень спокойно спросил:

- По чьему приказу, когда и как вы готовили покушение на товарища Сталина?

Что мы могли ему ответить? Что товарищ Сталин умер ещё до нашего рождения, а следовательно, готовить покушение мы на него не могли? В данной ситуации, это было глупо, а потому мы упорно молчали, завороженно глядя на преобразователь. Нам было достаточно до него дотянуться, нажать кнопку - и всё бы закончилось. Но до стола было несколько шагов, а по бокам стояли двухметровые охранники.

- Значит, не желаете отвечать,- без всякого грузинского акцента сказал следователь.

Он деловито открыл сейф, намереваясь положить в него наш преобразователь. Мы с Профессором поняли, что у нас остался только один шанс. Взглянув друг другу в глаза, мы одновременно рванулись к столу... Кто-то ударил меня по затылку. Потемнело в глазах. В темноте я услышал выстрел. Затем наступила полная тишина...

...Я медленно открыл глаза и увидел встревоженное лицо Профессора, который тряс меня за плечо. Постепенно я начал понимать, что всё это произошло во сне, только во сне! Я пришёл к другу, мы смотрели хоккей, но неожиданно сломался телевизор. Профессор начал его чинить, а я скучал сидя на стуле, пока не уснул. Радостно рассмеявшись, я обо всём рассказал другу. Мой сон ему понравился. Правда, мы сошлись в мнении, что очень хорошо что это было не наяву.

В дверь позвонили. Это был почтальон, он принёс письмо. Письмо наверно было очень важным, раз он не бросил его в почтовый ящик. На нём виднелась гербовая печать, что придавало большую солидность и значимость. Профессор вскрыл конверт и стал читать письмо. Вдруг лицо его побледнело, ноги стали подгибаться, листок в руках нервно подрагивал. Я бросился к другу, усадил его на стул. Затем, сбегав на кухню, принёс стакан воды. Профессор пил большими глотками, в промежутках судорожно прихватывая воздух. Наконец, отдышавшись, он встал и сказал мне:

- Садись и читай, а я принесу воды.

Когда он ушёл, я развернул листок. На нём была отпечатана фамилия, имя, отчество моего друга, а ниже сообщалось что он, репрессированный в 1937 году, реабилитирован и полностью оправдан (посмертно)!

Я понял, что дома меня ждёт точно такое же письмо...

Наш город

Наш Город живёт своей обычной жизнью. Жизнь в нём не то, чтобы очень хорошая, можно даже сказать, что жизнь в нём - плохая, но люди продолжают жить и утешать себя мыслью, что будет ещё хуже.