Необычные случаи на охоте и рыбной ловле

Перечислить следы, оставленные человеком на всем пространстве лесного Хэнтэя, от начала истории до начала нашего века не представит труда. Это гуннские погребения двухтысячелетней давности на Ноин-Уле; это древние «Оленине» камни, керексуры периода бронзы и тюркские могильники VIII века, которые можно найти в разных местах на дне плоских речных долин; это остатки средневекового крепостного вала в Углекчи на юго-востоке нагорья; это латунный котел близ вершины Хэнтэй-хана, завезенный туда в не столь отдаленном прошлом; это редкие обо на вершинах гор и перевалов — умилостивительные жертвенники духам гор и лесов.

Самое ощутительное вторжение человека в Хэнтэй было произведено в начале века частным капиталом в форме акционерного общества «Монголор», после того как в горах Ноин-Улы чьи-то опытные глаза и руки нашли и россыпное и в кварцевых жилах золото.

Общество планомерно расхищало народное достояние, пока не было сметено революцией и волей новорожденной республики.

Неисповедимыми путями деятельность общества «Монголор» оказала влияние на работу нашей экспедиции. После того как на Ноин-Уле были обнаружены золотоносные породы, оно немедленно организовало поиски по вершинам ручьев горного узла. Близ тальвегов закладывались пробные шурфы, в скалистых склонах пробивались штольни. Хэнтэйские звери впервые услышали скрежет и лязг металла. Высоко в горах долины Судзуктэ был разбит не большой приисковый стан, а в верховьях Дзун-Модо — построен циановый завод для обработки руды.

Нечего и говорить, что сами монголы никакого участия в этих работах не принимали. Рабочими были русские и китайцы, технический персонал составляли исключительно русские.

После того как Общество было ликвидировано, работа на приисках заглохла. У самих монголов для продолжения ее не было ни опыта, ни необходимых кадров, да и более существенные политические и экономические задачи требовали неотложного разрешения.

Хранителем заводского имущества был назначен бывший штейгер «Монголора» А. А. Кузнецов. Кроме него, в Дзун-Модо остались жить немногие служащие и рабочие «Монголора», успевшие обзавестись небольшим хозяйством и пустившие корни в хэнтэйскую почву. А маленький приисковый стан из 10-15 домиков и подсобных построек, приютившийся в сосновом бору под самым гребнем в долине Судзуктэ, опустел. Один из этих домиков и был занят в 1924 году отрядом нашей экспедиции.

Произошло это так. Среди служащих «Монголора» нашелся один любознательный человек, который смотрел на окрестный мир более внимательно, чем его товарищи по работе. Закладывая в разных местах шурфы, он скоро наткнулся на странные земляные сооружения, которые то в одиночку, то небольшими группами встречались ему и в лесу и на увалах. Каждое такое сооружение имело форму квадрата, образованного невысокой насыпью. Всю внутреннюю часть квадрата занимало воронкообразное углубление.

Не раз задумывался, наверное, техник Е. Баллод над происхождением этих воронок и насыпей. Уж не шурфы ли это прежних золотоискателей? Но почему тогда об этих поисках не сохранилось никаких сведений?

На насыпях некоторых сооружений росли вековые деревья. «Трудно предположить,-думал,вероятно, Баллод,- что сто или двести лет назад в этой глухой стране могли быть развернуты столь крупные работы, требующие многочисленного отряда людей и не простого технического оборудования. Но, возможно, это не золотоискательские колодцы, а что-то другое?»

Любопытствующий дух исследователя, живший в скромном технике, не мог долго бороться с искушением. И вот «в один прекрасный день» Е. Баллод заложил шурф в середине воронки одинокого сооружения, укрытого густым лесом в верховьях долины Дзурумтэ.

Я живо представляю себе разочарование Баллода, когда первые вынутые кубометры грунта не вынесли с собой под солнце ничего достойного внимания; переход в уныние, когда дальнейшие многодневные усилия рабочих оказались бесплодными; внезапное удивление при находке сломанных позеленевших от времени удил и, наконец, несказанное изумление в тот момент, когда лопата-рабочего очистила на дне десятиметрового колодца деревянный настил из четырехгранных, плотно сомкнутых бревен.

Настил прорублен, и новорожденный археолог проникает в довольно просторную деревянную камеру, на дне которой наплывы грунта и вода. Грунт выгребают ведрами и рассматривают на свету.

Что же находят в этом жидком месиве? Осколки каких-то предметов, сделанных из незнакомого отшлифованного минерала, кусочки очень тонкой узкой золотой ленты, обточенные деревянные палочки с обугленными концами, обрывки плотной узорчатой ткани, клочки войлока… Кроме того, из камеры извлекают несколько недлинных, но толстых досок с пазами.

Баллод в недоумении. Перед ним «необычное» — загадка, вынырнувшая на земную поверхность с двенадцатиметровой глубины.

Он пишет письмо в Иркутск, в Отделение Русского географического общества и просит разъяснений. В местной прессе появляется краткая заметка, ничего, однако, не разъясняющая. На этом все и кончается.