Необыкновеллы. Сказки для взрослых и не только

В оконное стекло билась пчела: хотела – и не могла вырваться наружу. Я поймал ее за тонкие крылья и стал рассматривать, любуясь ее совершенством, уверенный, что пчела не сможет ужалить меня, – как вдруг ее неожиданно гибкое тело изогнулось, а высунувшееся жало скользнуло по коже, не причинив вреда. Пчела оказалась немного проворнее и немного опаснее, чем я предполагал. Я испугался и бросил пчелу в дальний угол. А потом вспомнил, что скоро буду ложиться спать, и понял, что она обязательно должна будет ужалить меня в темноте, – и я бросился на тщетные поиски.

Когда я окончательно уверился, что не смогу найти эту пчелу в таких сумерках, она сама выползла на свет, чтобы я еще раз мог полюбоваться ее опасной красотой. Я увидел ее – серую, маленькую, беззащитную – и торопливо наступил на нее башмаком. Пчела с хрустом умерла.

Я стоял и смотрел на темное пятнышко, оставшееся после пчелы, – и первые секунды радостно сознавал собственную безопасность. Еще было чуточку жалко погибшую – такую хрупкую и такую доверчивую. А потом сделалось непереносимо…

Как в жизни…

И я проснулся.

Но сон перешел в явь.

Любовь удалилась.

Пришла беспокойная скука.

«Афца»

Это было такое животное. Наверное, женского рода. Хотя теперь уже точно никто не помнит. Давно это было. И были у нее длинные ноги и длинная шея, а уши – как листья. Было это животное с большими зелеными глазами, длинными ресницами, а на голове росли цветы – ромашки и васильки, а может, какие-нибудь другие – ведь это было так давно, что вспомнить трудно, когда именно. По имени это животное звали АФЦА. Такая она была:

Эта Афца все время игралась в траве и никогда не ходила в темный лес к волкам и медведям, и поэтому была добрая и веселая, а все смотрели на нее и тоже становились добрыми и веселыми. И больше от нее ничего не требовали. Весной всегда хорошо и весело.

А дело было весной, когда дожди уже прошли, а жаркость еще не наступила, да и про осень никто еще ничего не знал. Однажды Афца игралась сама с собой, как обычно, когда к ней подошел поросенок по имени ХРЮ. Этот Хрю и говорит:

– Давай с тобой поиграем, Афца! Что ты все одна, одна да одна играешь?

– Нет,– говорит наша Афца.– Я с тобой играть не хочу. Ты вон какой чумазый. Иди умойся!

Поросенок по имени Хрю не обиделся. Он подумал: «И правда! Наша Афца такая красивая, и на голове тоже – цветы. Таких ни у кого… А я такой… Пойду умоюсь!» И ушел.

И Афца осталась одна играться в траве.

Поросенок по имени Хрю умылся в самом чистом дальнем ручье и пошел обратно. Но пока он шел, то весь запылился, потому что у него не было таких красивых длинных ног как у Афцы. Ножки у него были коротенькие. К тому же он все время тыкался пятачком в землю – это уж у него такая привычка была. Поэтому пришел он к Афце снова весь чумазенький.

И снова Афца не захотела с ним играть.

Тогда поросенок по имени Хрю говорит:

– Давай, Афца, мы с тобой вместе сходим к самому чистому ручью. Я там умоюсь, и мы вместе станем играть. Я – весь чистый. И ты – со своими цветами. Здорово! Правда же?

– Не здорово, – отвечает Афца. – Знаю я этот чистый ручей. Он очень далеко. И там рядом лес с волками и медведями.

– Ну и что? – удивился поросенок по имени Хрю. – Мы же будем двое!

Но Афца забоялась и не пошла к дальнему ручью рядом с лесом, где волки и медведи.

И на другой день.

И на третий.

И даже после весны, летом, – она тоже не пошла…

А потом наступила осень.

Никто не знал, что это такое. Но все почувствовали грустность. И даже Афца уже никого больше не радовала – так всем стало печально: как она теперь ни старалась – ну ничего не выходило! Все скучали и даже плакали. Да и поросенок пропал. Говорили, что он пошел в лес, который рядом с дальним ручьем, и не вернулся оттуда – потому что один.

А у Афцы вдруг стали желтыми уши, которые были как листья. Но цветочки на голове еще держались, хотя никого уже не радовали. И так от этого стало Афце грустно, что она, наконец, решилась сходить к дальнему ручью – и пошла.

Пока Афца дошла до ручья, уши у нее совсем увяли, и их сорвал налетевший ветер и дождь, а навстречу ей вышли все волки и медведи. Они посмотрели на Афцу, но не узнали ее, и осторожно приблизились.

– Это что еще за образина? – спросил Главный Волк.

– Ага! – поддержал его Главный Медведь. – И на голове какой-то ужас.

И взревел испуганно:

– Стрррашный зверррь!

Главный Медведь испугался, потому что привык только к своим волкам и медведям. Он с ревом убежал в свой лес. А за ним – и все остальные лесные звери.

Наша Афца удивилась на таких глупых волков. А тут как раз дождик с ветром кончились, и выглянуло последнее солнце. Афца склонилась к чистому ручью напиться и там, в тихом зеркале родника, увидела свое отражение. Сначала она не поняла, что это она сама и есть, и тоже испугалась – совсем как Главный Медведь. Она отпрыгнула от ручья и сильно тряхнула головой, – отчего почти все ее ромашки и васильки слетели на землю. Потом она еще раз осторожно глянула в воду.

– Это я, что ли? – удивилась уже почти что не наша Афца.

Да, это была она. И теперь она не испугалась. Она крикнула:

– Ну и что?!