Побывал Яков Матвеевич вместе с Борей и у родителей Анны Николаевны Шалиной. Мальчик в этом домике был уже не в первый раз. Ещё весной, почти сразу же по приезде в Темников, они с бабусей ходили туда, чтобы заказать у их дочери Веры пошив одежды, необходимой для Бори. Ведь у него почти совсем не было белья, да и верхней одежды, во-первых, потому, что он из старой вырастал, а во-вторых, рвал её беспрестанно. А ему предстояло осенью идти в гимназию. Вот бабуся и решила в оставшееся время обшить его.
Заказ на всё необходимое предполагалось отдать Вере. Однако её в то время уже в Темникове не было. Под большим секретом Анна Никифоровна рассказала бабусе, где сейчас находится её дочь, но в изготовлении одежды для Бори помогла. Рядом с Шалиными жила Верина подруга, тоже портниха, она и взялась за эту работу.
Домик Шалиных Боре очень понравился: маленький, аккуратненький, какой-то игрушечный. Всё в нем было маленьким: и двери, и окна, и комнаты, и сама хозяйка – маленькая сморщенная старушка. Но у неё всё блестело и сияло какой-то необыкновенной чистотой: и некрашеный, но выскобленный пол, и занавесочки на окнах, и горшки с какими-то пахучими цветами, и чистенькие, побелённые извёсткой стены, – всё это как бы играло и искрилось в лучах яркого весеннего солнца.
Анна Никифоровна, или, как сказала бабуся, «вторая бабушка» встретила их приветливо, сама сбегала за соседкой Марусей и, пока с Бори снимали всякие мерки, о чём-то потихоньку разговаривала с бабусей.
В другой комнатке за перегородкой кто-то стучал молотком, оттуда доносился запах дёгтя и кожи. Боре объяснили, что его дедушка делает сапоги.
– Ещё один дедушка?! – удивился мальчик, – сколько же их у меня? – и стал мысленно считать, расставляя их по времени узнавания и по рангу.
Болеслав Павлович, пожалуй, самый главный – первый дедушка, с которым он познакомился, затем Александр Александрович, он хоть и второй, кого Боря узнал, но, наверное, главнее: у него квартира богаче и слуг больше. А теперь ещё и этот, третий…
К тому времени Николай Осипович Шалин как-то неожиданно и сразу бросил пить, Анна Никифоровна даже не поверила сначала, а потом, когда убедилась, то в первую очередь поделилась своей радостью с Марией Александровной.
С началом войны крупные московские обувщики переключили свою деятельность на снабжение армии, что оказывалось и прибыльнее, и проще. В маленькие городки вроде Темникова завоз обуви почти прекратился, а то, что привозилось, поднялось в цене чуть ли не вдвое прежнего. У местных сапожников вновь прибавилось работы. «Воскрес» и Николай Осипович. И хотя ему было уже больше семидесяти, он работал хорошо, его обувь по-прежнему отличалась добротностью и аккуратностью.
Бабуся хотела разом сделать внуку всё, поэтому решила заказать у Шалина и обувь. Анна Никифоровна отвела Борю в маленькую комнатку, где сидел Николай Осипович, и передала ему просьбу Марии Александровны.
Мальчик впервые видел так близко нового деда, но вспомнил, как слышал раньше, что взрослые называли этого старика пьяницей и дебоширом. Поэтому уставился на Николая Осиповича, не веря тому, что говорили, стремясь разглядеть его получше. Третьим дедушкой был костлявый старик с длинной седой бородой и добрыми голубыми глазами, ласково глядевшими на Борю поверх круглых железных очков.
Он подумал, что если дед встанет со своей низенькой табуретки, то обязательно упрётся головой в потолок, и потому спросил:
– Дедушка, а головой не ушибаетесь?
– Что, что? Как это, головой? – изумился тот.
– А когда встанете.
Дед понял, о чём речь, и рассмеялся:
– Нет, чудак ты этакий, ещё с четверть аршина в запасе остаётся, – встал и этим подтвердил сказанное. Потом потребовал:
– Давай-ка ногу.
Недели через две одежда была готова, сшил и Шалин для Бори длинные сапоги и ботинки, но бабуся ничего ему надеть не дала, велела донашивать купленное во Владимире. А мальчику так хотелось пофорсить в длинных сапогах, ведь раньше у него таких не было.
Когда Яков Матвеевич и Боря пришли к Шалиным, Николая Осиповича дома не было. Анна Никифоровна встретила их очень радушно и сейчас же усадила за стол.
За чаем Яков Матвеевич рассказал, что перед отъездом из Верхнеудинска они с Аней обвенчались:
– Теперь ведь уж можно, – сказал он, покосившись на сына.
Тот был так поглощён чаепитием со свежими бубликами, что, вероятно, и не слышал ничего. Но Боря слышал всё, и у него сразу же возникла мысль: «А почему раньше было нельзя? Надо будет спросить папу, когда домой пойдём…»