Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1

Борис испытывал такой стыд, что даже не нашёлся, что и сказать. Ему было противно всё, что только что произошло, и сама Середа, и её полуобнажённое тело, всё ещё прикасавшееся к нему. А пошлые, равнодушные и какие-то цинично-рассудочные слова вызвали у него чувство такого омерзения, что он не выдержал, вскочил с лавки, торопливо надел рубаху, натянул сапоги, нахлобучил кепку, накинул тужурку и выскочил на улицу, захлопнув за собой дверь. Середа спросила полусонным голосом:

— Борис, ты куда? На двор?

Но его уже не было в комнате. Не обращая ни на что внимания, он торопливо шагал по грязи, не разбирая дороги, по направлению к своему дому. Через несколько минут он услышал торопливые шаги, и обернувшись, увидел догонявшего его Федьку. Тот, отплёвываясь, сказал:

— Ну и стерва эта Клавка! — после чего добавил грубое ругательство, обращённое к этой женщине, которого Борис от него ранее никогда не слыхал.

Дальше они шли молча до развилки дороги, стараясь не смотреть друг на друга и как бы стыдясь один другого.

Так Борис Алёшкин стал настоящим мужчиной, овладев женщиной. Точнее было бы сказать, что это она им овладела. Но, так или иначе, с этого времени для него уже не осталось никаких жизненных тайн.

Это обладание не доставило ему никакой радости. Наоборот, было стыдно и даже обидно, что он вот так, походя, без всякого чувства, без желания и стремления, получил женское тело. Все иллюзии, которые создавались вокруг этого момента в различный книгах, рассказах мужчин, даже в анекдотах, улетучились, как дым. Осталось только чувство стыда, омерзения и презрения к себе и его соучастнице.

«Неужели это и есть любовь?» — спрашивал он себя.

С тех пор Борис старательно избегал встреч с Середой и не только отвергал все её предложения о свидании, но даже и на людях старался к ней не подходить. Вначале она удивлялась, а затем обиделась и сама встреч с ним не искала.

Клавдия Семёнова, из-за отравления которой всё это и произошло, на следующий же день из Новонежина выехала. О ней скоро все забыли, избачкой назначили одну из сестёр Емельяновых, у неё дело пошло достаточно хорошо.

О происшедшем в эту ночь ни Борис, ни Фёдор, точно сговорившись, не вспоминали и никому не рассказывали. Наша повесть — первое место, в котором о нём упоминается.

Почему мы считаем, что этот случай был важным в жизни Бориса? Да прежде всего потому, что после него в сознании молодого человека ещё больше укрепилось мнение о том, что большинство женщин и даже, возможно, девушек, только разыгрывает из себя недотрог, а на самом деле могут свободно, также, как и Середа, и Семёнова, при удобном случае отдаться первому встречному мужчине. Так думал он.

Конечно, это мнение было глубоко ошибочным, неправильным, для многих девушек и женщин оскорбительным, тем не менее обстановка, сложившаяся вокруг Бориса в то время, это подтверждала.

В школе преподаватель географии Бойко, человек лет 45, увлекался пением. Он сам хорошо пел и сумел из сельской молодежи и школьников создать неплохой хор. В хоре пели и Борис, и Фёдор, пела в нём и жена Бойко, женщина лет 26, и его дочь-пионерка, Зоя, 10 лет.

Совершенно неожиданно жена Бойко вдруг воспылала какой-то необъяснимой страстью к Борису, а он к этому не стремился и мог бы поклясться, что никаких поводов ей не давал.

Эта полненькая, довольно смазливая женщина была моложе своего мужа более чем на 15 лет и, очевидно, не находила в нём удовлетворения своей чувственности. Выбрав своим объектом Бориса и не имея возможности встречаться с ним наедине, она начала осаждать его бесчисленными любовными письмами, назначая свидания.

Оксана Николаевна, так звали эту легкомысленную женщину, для семнадцатилетнего парнишки казалась старухой, и, конечно, никаких чувств в нём возбудить не могла, даже самых низменных, с него было достаточно и происшествия с Сашкой Середой. Он, читая её письма, ощущал только негодование и даже какую-то злобу на эту женщину, пытавшуюся обмануть такого хорошего человека, каким он считал руководителя хора Бойко. Её муж пользовался большим уважением в селе, а эта толстомясая матрона, как он называл про себя жену Бойко, липнет к какому-то мальчишке!

Будучи достаточно легкомысленным да, пожалуй, ещё и глупым, он одно из писем показал Фёдору Сердееву, ну а тот разболтал про него приятельницам Поле и Тине, с которыми оба парня продолжали дружить по-прежнему. Таким образом, письма Бойко стали предметом обсуждения и насмешек в этой компании, они подвергались самому критическому разбору чуть ли не по каждой фразе.

Борису в конце концов стало понятно, что, показывая эти письма, он поступает, если не подло то, во всяком случае, непорядочно, и он решил положить этому конец. Он написал Оксане Николаевне письмо очень сухое, лаконичное и достаточно категоричное, в котором безжалостно подчёркивал возрастную разницу, имевшуюся между ними, и, как ему казалось, сурово указывал ей на её долг жены и матери.

Конечно, такое письмо мог написать только глупый и самонадеянный мальчишка, но ведь Борис пока и являлся таковым.