К праздничному вечеру начали готовиться за неделю, и вся она прошла у Бориса и его партнёра в беспрерывных репетициях. Заведующий клуба, которому номер Алёшкина очень понравился, решил сделать сюрприз, показать его неожиданно для всех. Репетиции проходили втайне в одной из задних комнат госпитального клуба, где был свален всякий бутафорский хлам и многочисленные костюмы. Между прочим, из одного Борис и соорудил себе клоунский костюм и нашёл рыжий парик (его партнёр в костюме не нуждался). Роясь в этом хламе, в углу комнаты Борис обнаружил сваленными в кучу штук пять пишущих машинок разных систем. На вопрос начальнику клуба, зачем ему столько, тот ответил, что это неисправные машинки из Никольск-Уссурийского штаба белых, их за ненадобностью бросили здесь. Раньше в этом здании была госпитальная церковь. Когда её переделывали под клуб, то на эти никому не нужные машинки никто не обратил внимания.
— Так вот они и валяются. Иногда какую-нибудь из них мы используем как реквизит в спектакле.
Рассматривая машинки, Борис обратил внимание, что, по крайней мере, одна из них — системы «Ундервуд» с маленькой кареткой не совсем сломана. Он обратился к начальнику клуба:
— Слушай-ка, товарищ Андронов, продай мне одну из этих машинок. У меня жена машинистка, а печатать не на чем.
Тот несколько мгновений подумал и ответил:
— Ну что же, давай тридцатку и бери, мне не жалко.
Так Борис Алёшкин стал обладателем пишущей машинки.
Вечер прошёл весело и оживлённо. Номер Бориса произвёл большое впечатление, во-первых, потому, что он был неожиданным, а во-вторых, потому, что оказался необычным, такие номера в концертах самодеятельности были редки.
Когда Алёшкин, разгримировавшись и переодевшись, вышел из-за кулис в зал, где уже начались игры и танцы, к нему подошёл один из курсантов:
— Товарищ командир взвода, вас зачем-то комбат вызывал, просил немедленно явиться.
Борис немного встревожился и, идя к командиру батальона, думал: «Может быть, выступление было нехорошим? На самом деле, как же я не сообразил: ведь я командир Красной армии и вдруг шута горохового изображаю… А может быть, он о машинке узнал?»
В глубине души Алёшкин чувствовал, что приобретение у начальника клуба пишущей машинки — дело не совсем чистое, но уж очень ему хотелось сделать необычный подарок жене. Так, раздумывая, он зашёл в комнату комбата. Тот сидел за столом, а напротив него стоял какой-то человек в штатском, с которым они, по-видимому, только что разговаривали. Ответив на приветствие Алёшкина, и похвалив его за удачное выступление в концерте, комбат сказал:
— Вот, товарищ Алёшкин, жаль вас — командира одного из лучших взводов отпускать, а приходится… Вторичный приказ из облвоенкомата пришёл. На первый мы ответили, что нет замены, теперь вот замену прислали, так что сдайте сегодня взвод товарищу Попову и завтра с первым же поездом отправляйтесь во Владивосток, а то мне нагорит. Там уж, говорят, обком ВКП(б) вмешался.
Борис Яковлевич сразу понял, что его откомандирование вызвано положением в Управлении морского лова. Очень быстро (что такое взвод?) он сдал своё подразделение новому командиру, сдал старшине обмундирование и наган, и в шесть часов утра второго мая сидел в вагоне поезда, следовавшего во Владивосток. На лавке около него, рядом с его маленьким чемоданчиком, стояла упакованная в какую-то мешковину и тщательно увязанная верёвками пишущая машинка. Начальник клуба товарищ Андронов, по просьбе Бориса, сам принёс её на вокзал, где и вручил новому владельцу.
Глава третья
Домой Борис приехал в десять часов утра. К его удивлению, он застал свой домик на замке: ни Кати, ни дочурки дома не было. Это его удивило. Удивило также и то, что ворота были открыты, а сторожа около них не было. Правда, с середины 1931 года лес на склад не завозился, и к тому времени он практически пустовал. Тем не менее отсутствие жены и дочки было непонятным. Чтобы разъяснить это положение, нам нужно немного вернуться назад. Мы уже говорили о том, что с весны 1931 года мать и дочь работали — одна в Дальснабсбыте статистиком, а другая в детском саду. И если у Элочки никаких изменений не произошло, то у Кати Алёшкиной за истекший период они были довольно значительными. Во-первых, на должности статистика она проработала всего около трёх месяцев. Узнав, что исключение её из комсомола отменено как неправильное, что компрометирующее заявление не подтвердилось, начальник областного отдела ГПУ Дерибас предложил управляющему конторой Дальснабсбыта Анатольскому перевести Катю на должность заведующей секретной части конторы. Эта должность уже несколько месяцев пустовала: старый коммунист Евсеев, занимавший её ранее, часто болел, а последнее время слёг совсем и от работы отказался. Замену ему подыскать оказалось нелегко, а деятельность, связанная с секретностью в Дальснабсбыте, была очень обширной.