Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

Обучаясь фотографированию, Борис порядочно помучился с этим аппаратом, перепортил дюжины три пластинок, но так ни одного приличного снимка и не получил. Всё начиналось с «пустяков». В то время приобрести какие-либо фотопринадлежности, как, впрочем, и принадлежности для граммофона, во Владивостоке было очень трудно. Единственный магазин, продававший такие товары, находился на Ленинской улице, почти напротив бывшей конторы Морлова. Он представлял собой крошечную лавчонку, в которой большую часть занимали пустые полки и лишь кое-где лежало несколько товаров, как правило, не пользовавшихся спросом. Первое, что понадобилось Борису — пластинки. Нужных размеров не продавали, а те, что можно было купить, имели размеры 8 x 8 сантиметров. Борис взял их, хотя они и не подходили к его аппарату. Нашлись в магазине трубочки с закрепителем и проявителем, но не было фотобумаги, пришлось её выпросить у Кострубова. Зарядить фотоаппарат требовалось в абсолютной темноте, для этого Борису пришлось спуститься в подвал, который имелся в их квартире (вход в него был в одной из комнат). Спускаясь туда, Борис поставил на страже тёщу, чтобы кто-нибудь случайно не открыл крышку подвала. Он возился там, наверно, больше получаса: надо было установить в специальные рамки купленные пластинки, а они по размерам не подходили, пришлось пристраивать добавочные приспособления из картона, и всё это делалось в полной темноте. Когда, наконец, шесть пластинок были установлены, и Борис с великой осторожностью вытащил свой аппарат на свет, то обнаружилось, что объектив был открыт, и потому первая пластинка оказалась засвеченной. Закрыв объектив и при помощи рычажка уронив испорченную пластинку, Борис усадил посреди комнаты Акулину Григорьевну, чтобы первой запечатлеть её. Он навёл аппарат на торжественно сидевшую старушку, нажал кнопку, затвор щёлкнул. Уронив и эту пластинку, Борис снял таким же образом и дочку. Кати и Веры дома не было, да их бы всё равно не удалось снять, так как после того, как была сфотографирована Элочка, фотограф нечаянно тряхнул аппарат, и все остальные пластинки попадали. Ему не терпелось как можно скорее увидеть результаты своего труда. Он, собственно, никакого понятия о технике фотографирования не имел: никто его не учил, никаких пособий он не читал и, следовательно, не знал ни об экспозиции, ни об освещённости снимаемого предмета, ни о чувствительности фотоматериалов. Он считал, что раз изображение видно в окошечке визира, то, следовательно, таким оно будет и на пластинке.

С тех пор прошло много лет. Борис Яковлевич испортил огромное количество пластинок, плёнок, фотобумаги; многое прочитал, узнал о том, как нужно фотографировать. До сих пор он занимается этим делом, если не с прежней увлечённостью, то всё же достаточно, но из нескольких тысяч сделанных им фотографий, вероятно, не более четверти можно признать удовлетворительными. На заре, так сказать, своей фотографической карьеры, к тому же обладая ещё таким несовершенным аппаратом и оборудованием, Борис испортил не одну коробку пластинок, пока, наконец, получил первый удовлетворительный результат.

Кроме фотографирования, чтения и возни с граммофоном, Борис и Катя иногда занимались и карточной игрой — преферансом. Ещё два года тому назад, когда у них жил отец Бориса, он дал им первые уроки этой игры. С тех пор она стала одной из любимых карточных игр для обоих. Партнёры им попадались случайные, но в конце 1932 года в управлении Тралтреста на должность главного инженера назначили прибывшего по путёвке из Москвы инженера-механика, специалиста по судовым двигателям, товарища Чёрного. Он оправдывал свою фамилию: это был жгучий брюнет лет сорока, довольно высокий, с большими, чуть на выкате глазами и крупным носом. Познакомившись с Борисом, они быстро сошлись и почти подружились. Чёрный хорошо играл в шахматы, которые, как мы знаем, были одной из любимых игр Бориса. А когда выяснилось, что Чёрный играет в преферанс, и довольно охотно, то он стал сравнительно частым гостем Алёшкиных и их постоянным партнёром. Ранее с ними играл Владимир Косолапов, но в середине 1932 года его перевели в Главрыбу в Москву, и последнее время Борис и Катя скучали из-за отсутствия партнёров.