Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 1

День спустя Алёшкины, провожаемые родными, уже сидели в купе мягкого вагона скорого поезда, отправлявшегося во Владивосток. В вагоне было свободно. В купе, которое занимали Алёшкины, одно место так до самого Владивостока и пустовало. Третьим пассажиром был весёлый молодой человек, оказавшийся корреспондентом какой-то столичной газеты, ему было около 20 лет, и он рассказывал множество анекдотов, забавных историй и, кроме того, недурно играл в шахматы. В преферанс он, к сожалению, играть не умел, в других купе партнёров тоже не оказалось, и поэтому значительную часть пути Борис и Катя провели у окна вагона.

На больших станциях их поезд, хотя и был скорым, стоял довольно долгое время, и Алёшкины успевали основательно нагуляться. Вообще же они за прошедшие двадцать дней пребывания в столице получили так много новых впечатлений, что им едва хватило времени, чтобы обсудить, осмыслить всё виденное и слышанное. В разговорах о Москве и её достопримечательностях принимал участие и их сосед, коренной москвич. Он, оказывается, за всю свою жизнь не отъезжал от Москвы более чем на полутораста километров, и потому путешествию во Владивосток был очень рад. Первые два дня он охотно ходил с Борисом и Катей в вагон-ресторан, где они завтракали, обедали и ужинали. Кормили их очень вкусно, сытно, но, конечно, как это и бывает в ресторанах, дороговато. И хотя ни Борис, ни их новый знакомый не злоупотребляли спиртным — самое большее, выпивая по бутылке пива, обед их обходился по восемь рублей на брата. Борис и Катя имели при себе достаточно денег, хватило даже на то, чтобы оставить около двухсот рублей Нине на её нужды и купить какую-то безделушку для Анны Николаевны.

На третий день пути их сосед вдруг от посещения ресторана отказался, сделал это он и на четвёртый. Алёшкины почуяли неладное. Вначале они решили, что их весёлый попутчик заболел, тем более что он стал менее разговорчивым и грустным. Когда же он отказался от еды в ресторане и на пятый день, то Борис и Катя пристали к нему с расспросами, и он не выдержал:

— Знаете что, друзья, — сказал он, — мне в редакции дали на командировку всего двести рублей. Около ста стоил билет, кое-что пришлось купить на дорогу, и когда я сел в поезд, у меня оставалось около 80 рублей. Билет на обратную дорогу мне приобретут во Владивостоке, ну а жить-то — и в дороге, и там, на месте, нужно будет на свои деньги. После двух дней ресторанной жизни я понял, что моих средств мне едва хватит на питание в дороге, а что я буду делать, приехав? Тем более, по вашим рассказам, питание и жильё во Владивостоке обходится дорого. Вот я и решил экономить. Я ведь совершенно не представлял, какие расходы мне предстоят!

Алёшкины, услышав этот рассказ, сперва удивились, потом разозлились на начальство, отправившее такого неопытного юнца, не обеспечив его материально. Себя они уже считали чуть ли не стариками по сравнению со своим попутчиком, хотя и были-то старше его на каких-нибудь 4–5 лет. Стали думать о том, как же помочь его горю. Катя предложила:

— Вот, что, Юра, возьмите-ка деньги у нас, потом отдадите. Ведь мы домой едем, там уж обойдёмся. Вам в нашем городе без денег будет очень трудно. Борис, ведь мы можем ему дать взаймы рублей двести?

Борис ответил кивком головы, подтверждая своё согласие с проектом супруги, но Юра категорически отказался от денег. Он говорил, что ему неудобно занимать такую большую сумму у людей, с которыми он случайно познакомился только несколько дней тому назад. Борис перебил его, доставая бумажник и протягивая деньги:

— Всё на свете случайно! Берите, берите! Разбогатеете, отдадите.

Наконец, после долгих уговоров Юра согласился взять 100 рублей, пообещав вернуть их при первой возможности. После этого все отправились в ресторан и вновь весело пообедали. Дальнейшее путешествие прошло без приключений.

Глава седьмая

По возвращении домой Борис и Катя Алёшкины нашли в своей семье некоторое изменение: нашлась исчезнувшая незадолго до этого Вера. Акулине Григорьевне удалось-таки разыскать дочь, которая, оказывается, болела брюшным тифом, лежала в больнице, а теперь вновь поселилась дома. Она была острижена наголо и со своими коротенькими, чуть курчавящимися волосами, походила на мальчишку. Вера, кончено, стеснялась своей стриженой головы и ходила постоянно в платочке.

Эла очень обрадовалась появлению мамы и папы и, конечно, привезённым московским игрушкам.