Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2

По сведениям, полученным Романовским от Березовского, трое из намеченных к переводу сотрудников, узнав про трудности с проживанием в Краснодаре, вообще отказались от переезда, так как имели в Армавире хорошие квартиры. Таким образом, к концу третьих суток оставались неустроенными только Яковлев и сам Алёшкин. Правда, Борис забронировал для себя довольно большую комнату, тоже почти в центре города, но на первом полуподвальном этаже – сырую, тёмную и выходившую дверями прямо во двор. Комната эта была в доме Коммунхоза. Хотя своей невзрачностью и неприглядностью она прямо-таки пугала его, он всё-таки с хозяйкой договорился, дал ей пять рублей задатка и, так как пока для себя ничего другого не нашёл, оставил там и свою старую кожаную куртку. Ходить в ней по городу было жарко, а оставлять её в том месте, где они жили сейчас, он не хотел: Березовский предупредил, что оставленные вещи исчезают со сказочной быстротой, в чём он убедился на собственном опыте.

Алёшкин отправился по последнему адресу – на улицу Базовскую в дом № 128. Под этим номером значился небольшой саманный домик с хорошим двором и огородом. В нём сдавалась маленькая квартира, состоявшая из небольшой комнаты и крошечной кухоньки. Окна комнаты выходили на улицу. К большому разочарованию Бориса, старушка – хозяйка дома наотрез отказалась пустить квартирантов с детьми. Узнав, что есть ещё второй съёмщик Яковлев, у которого семья состоит из двух человек, она согласилась сдать квартиру ему. Получив задаток за полгода вперёд, старушка стала более приветливой и разговорчивой и сообщила, что по соседству, в доме № 130, в ближайшее время освободится квартира из двух комнат и что хозяин, вероятно, согласится её сдать и семейному, если ему тоже заплатят вперёд. Алёшкина это очень устраивало, тем более что присмотренная им до этого комната, по правде говоря, для жилья была попросту непригодна, да ещё и хозяйка предупредила, что помимо платы за квартиру придётся дать солидный куш управдому, чтобы тот разрешил прописать новых жильцов. Этот расход никакими сметами не предусматривался, и поэтому он лёг бы целиком на плечи Бориса. Дом же на Базовской № 130 был частным, и тут всё зависело от воли хозяина.

Вскоре вдвоём со старушкой они уже были в соседнем дворе, в той квартире, которая освобождалась. Дом, как и большинство домов этой улицы, был построен из самана, крыт черепицей и мало чем отличался от обыкновенной украинской мазанки. Однако он был длинным и состоял из трёх квартир. Две из них – одна в глубине двора, другая фасадом на улицу – были почти одинаковой величины и состояли каждая из пары комнат, маленькой кухни и сеней. В квартире, выходившей на улицу, крыльцо было общим с хозяйским. Квартира хозяина располагалась в середине, она состояла из комнаты и кухни, здесь имелись земляные полы, хотя в остальных квартирах – деревянные, крашеные. Комнаты в освобождавшейся квартире были невелики и, как весь дом, низенькие: одна выходила двумя окнами на улицу и двумя во двор, имела примерно 12 квадратных метров площади, к ней примыкала вторая – в два раза меньше, с окном на улицу. Внутренние стены обеих комнат составляли стенки плиты, около которой имелся узкий проход, соединявший маленькую комнату с кухней. Единственное окно кухни выходило в промежуток между домами 128 и 130. Её размеры были не больше четырёх квадратных метров, из которых третью часть занимала плита. Дверь из кухни, как и из первой комнаты, вела в сени.

Вряд ли можно было назвать эту квартиру удобной, даже и в те времена, когда советские люди были далеко не так взыскательны, как теперь. Но Борису Алёшкину она приглянулась с первого раза. В первой комнате было светло и солнечно. Хотя в ней, как и в остальных местах, царил страшный беспорядок, сама квартира была довольно чистой, и, конечно, ни в какое сравнение не шла с той тёмной и мрачной комнатой, которую Борис собирался снять до этого.

В квартире им встретилась молодая, немного растерянная женщина, пытавшаяся сложить и увязать в большие узлы разбросанное бельё, постель и посуду. Около её ног вертелась девочка лет двух, такая же светлоглазая и светловолосая, как и её мать. А в небольшой деревянной кроватке лежал второй ребёнок, месяцев пяти.

Старушка, зайдя вместе с Борисом без стука, сразу же приступила к делу:

– Вот, Груня, я на вашу квартиру постояльца нашла. Может быть, он у тебя кое-что из вещей купит, и не нужно будет бросать их, или на Сенной везти… Потолкуйте с ним, а я пойду, – и старушка вышла.

Хозяйка квартиры, смахнув какие-то тряпки с видавшего виды венского стула, предложила его Борису, а сама уселась на раскладную железную кровать.