Необходимые документы Алёшкин подготовил в течение нескольких дней, но на этом пока дело приостановилось. Выехать в штаб дивизии на поиски третьей рекомендации было невозможно. Поток раненых, поступавших в санбат, хотя и не был особенно велик, так как действия на всех участках Невского пятачка приняли сугубо оборонительный характер, и больших потерь наши войска не несли, но нагрузка на Алёшкина была значительной. Почти совсем вышли из строя врачи Бегинсон и Дурков, они могли пробыть в операционной или перевязочной не более одного-двух часов в сутки. Ослабел и Картавцев — он работал не более пяти часов. И только Борис пока ещё имел силы, чтобы выстаивать у операционного стола целую десятичасовую смену, а иногда захватывать и более длительное время. Поэтому ему пришлось нести основной груз работы операционно-перевязочного взвода.
Разумеется, все его дополнительные питательные ресурсы уже закончились, и он чувствовал, что начал слабеть с каждым днём всё больше. Плохо было и со средними медработниками. Пожилые медсёстры — Наумова, Панкратова и некоторые другие — едва передвигались, и лишь более молодые ещё сохранили достаточно сил, бодрости и даже некоторое веселье. Если первые, жившие отдельно, даже почти не улыбались, то в землянке молодых иногда раздавалось пение и даже смех.
Из врачей удивлял всех Сангородский. Он, кажется, совсем высох, превратился в какой-то ходячий скелет. И раньше-то он не отличался полнотой, а теперь это были кости, обтянутые кожей. Но он каким-то чудом сохранил достаточно сил, по-прежнему бодро орудовал в своей сортировке и оживлял шутками приунывших товарищей по землянке.
На этом месте дислокации все мужчины-врачи, кроме комбата Перова и начсандива, поселились в одной, довольно вместительной землянке, с общими нарами, сделанными из жердей, на которых ещё имелись остатки сена. Эти нары закрыли плащ-палатками, в оконный проём вставили палаточные рамы, поправили большой стол с настоящей столешницей, прибитой к четырём кольям, вкопанным в землю, установили в углу железную печку, двери завесили двумя плащ-палатками. Выпросили у Прохорова по одеялу и соорудили из вещевых мешков подобие подушек, потребовали от комбата, чтобы к землянке провели электрический свет и убедились, что тут вполне можно будет перезимовать. А думать об этом приходилось всё чаще, морозы крепчали, и в дополнение к дистрофикам среди раненых стали попадаться и обмороженные. Правда, личный состав санбата и строевые части уже около месяца как получили зимнее обмундирование, и оно было неплохим, но крепнувшие морозы давали о себе знать.
Алёшкин, как и другие врачи, и средний медперсонал, получил суконные шаровары, такую же гимнастёрку, шапку-ушанку, суконные портянки, пару тёплого белья и меховой жилет, надеваемый под шинель (в оперблоке — под халат). Рядовым санитарам выдали то же самое, только вместо жилета — ватные куртки, вместо суконных брюк — ватные. На передовой почти всем выдали валенки, а многим и полушубки.
Тёплая одежда, конечно, была очень нужна, и тo, что её получили, было хорошо, но она не заменяла пищи, а, кроме еды да положения на фронтах, сейчас почти никто ничего не обсуждал.
Через сутки проживания врачей в этой землянке обнаружились её серьёзные недостатки. Все землянки строились сапёрами для штаба дивизии поздней осенью, наспех. Накаты — два, а иногда и три — накладывались сверху как перекрытие, неплотно, между ними оставались щели иногда в палец шириной, сверху они засыпались землёй, перемешанной со снегом. В тех землянках, которые в своё время предназначались под жильё, все неприятности пережили ещё прежние их владельцы, и новым, например, женщинам-врачам, комбату, служащим аптеки и другим, после заселения понадобилось только хорошенько протопить печку, как сырость, образовавшаяся за время бездействия землянки, быстро исчезла. Там же, где поселились мужчины-врачи, было по-другому. У прежних хозяев здесь размещался оперативный отдел штаба, печка топилась недолго, люди работали в верхней одежде и, поэтому землянка не протаивала. При занятии её санбатовцами она выглядела даже лучше и суше, чем все остальные землянки. Это, между прочим, и прельстило Сангородского, выбиравшего жильё. Когда врачи там поселились, печка стала гореть круглосуточно, и тёплый воздух, проникая через перекрытия, вызвал таяние снега, находившегося в земле, покрывавшей землянку. Естественным следствием этого явилось то, что с потолка в самых разнообразных местах появилась вода: сперва она капала, а затем потекла струйками. Пришлось срочно вытаскивать плащ-палатки из-под себя и кое-как прикреплять к потолку. Это на время прекращало протечку, но затем вода находила дырку и лилась через неё. Приходилось подставлять под эту струйку котелок или консервную банку.