Читаем Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1 полностью

Необходимые документы Алёшкин подготовил в течение нескольких дней, но на этом пока дело приостановилось. Выехать в штаб дивизии на поиски третьей рекомендации было невозможно. Поток раненых, поступавших в санбат, хотя и не был особенно велик, так как действия на всех участках Невского пятачка приняли сугубо оборонительный характер, и больших потерь наши войска не несли, но нагрузка на Алёшкина была значительной. Почти совсем вышли из строя врачи Бегинсон и Дурков, они могли пробыть в операционной или перевязочной не более одного-двух часов в сутки. Ослабел и Картавцев — он работал не более пяти часов. И только Борис пока ещё имел силы, чтобы выстаивать у операционного стола целую десятичасовую смену, а иногда захватывать и более длительное время. Поэтому ему пришлось нести основной груз работы операционно-перевязочного взвода.

Разумеется, все его дополнительные питательные ресурсы уже закончились, и он чувствовал, что начал слабеть с каждым днём всё больше. Плохо было и со средними медработниками. Пожилые медсёстры — Наумова, Панкратова и некоторые другие — едва передвигались, и лишь более молодые ещё сохранили достаточно сил, бодрости и даже некоторое веселье. Если первые, жившие отдельно, даже почти не улыбались, то в землянке молодых иногда раздавалось пение и даже смех.

Из врачей удивлял всех Сангородский. Он, кажется, совсем высох, превратился в какой-то ходячий скелет. И раньше-то он не отличался полнотой, а теперь это были кости, обтянутые кожей. Но он каким-то чудом сохранил достаточно сил, по-прежнему бодро орудовал в своей сортировке и оживлял шутками приунывших товарищей по землянке.

На этом месте дислокации все мужчины-врачи, кроме комбата Перова и начсандива, поселились в одной, довольно вместительной землянке, с общими нарами, сделанными из жердей, на которых ещё имелись остатки сена. Эти нары закрыли плащ-палатками, в оконный проём вставили палаточные рамы, поправили большой стол с настоящей столешницей, прибитой к четырём кольям, вкопанным в землю, установили в углу железную печку, двери завесили двумя плащ-палатками. Выпросили у Прохорова по одеялу и соорудили из вещевых мешков подобие подушек, потребовали от комбата, чтобы к землянке провели электрический свет и убедились, что тут вполне можно будет перезимовать. А думать об этом приходилось всё чаще, морозы крепчали, и в дополнение к дистрофикам среди раненых стали попадаться и обмороженные. Правда, личный состав санбата и строевые части уже около месяца как получили зимнее обмундирование, и оно было неплохим, но крепнувшие морозы давали о себе знать.

Алёшкин, как и другие врачи, и средний медперсонал, получил суконные шаровары, такую же гимнастёрку, шапку-ушанку, суконные портянки, пару тёплого белья и меховой жилет, надеваемый под шинель (в оперблоке — под халат). Рядовым санитарам выдали то же самое, только вместо жилета — ватные куртки, вместо суконных брюк — ватные. На передовой почти всем выдали валенки, а многим и полушубки.

Тёплая одежда, конечно, была очень нужна, и тo, что её получили, было хорошо, но она не заменяла пищи, а, кроме еды да положения на фронтах, сейчас почти никто ничего не обсуждал.

Через сутки проживания врачей в этой землянке обнаружились её серьёзные недостатки. Все землянки строились сапёрами для штаба дивизии поздней осенью, наспех. Накаты — два, а иногда и три — накладывались сверху как перекрытие, неплотно, между ними оставались щели иногда в палец шириной, сверху они засыпались землёй, перемешанной со снегом. В тех землянках, которые в своё время предназначались под жильё, все неприятности пережили ещё прежние их владельцы, и новым, например, женщинам-врачам, комбату, служащим аптеки и другим, после заселения понадобилось только хорошенько протопить печку, как сырость, образовавшаяся за время бездействия землянки, быстро исчезла. Там же, где поселились мужчины-врачи, было по-другому. У прежних хозяев здесь размещался оперативный отдел штаба, печка топилась недолго, люди работали в верхней одежде и, поэтому землянка не протаивала. При занятии её санбатовцами она выглядела даже лучше и суше, чем все остальные землянки. Это, между прочим, и прельстило Сангородского, выбиравшего жильё. Когда врачи там поселились, печка стала гореть круглосуточно, и тёплый воздух, проникая через перекрытия, вызвал таяние снега, находившегося в земле, покрывавшей землянку. Естественным следствием этого явилось то, что с потолка в самых разнообразных местах появилась вода: сперва она капала, а затем потекла струйками. Пришлось срочно вытаскивать плащ-палатки из-под себя и кое-как прикреплять к потолку. Это на время прекращало протечку, но затем вода находила дырку и лилась через неё. Приходилось подставлять под эту струйку котелок или консервную банку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза