Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Скоро все нары были уставлены приспособлениями, собиравшими воду. За ними нужно было постоянно следить, чтобы они не переполнялись и не опрокидывались. Укладывание на нары между этими банками требовало прямо-таки акробатической ловкости. Однажды произошло такое, что заставило многих подумать о более удобном жилье. Угол одной из палаток, находившийся над Бегинсоном, видимо, под тяжестью скопившейся воды, внезапно оторвался, и около полуведра воды потоком хлынуло на бедного доктора и промочило его насквозь. У Бегинсона произошедшее вызвало гнев и возмущение, а у соседей смех. После этого случая покинул землянку Сангородский, он переселился в свою сортировочную палатку, выгородив себе там уголок.

— Хоть холоднее, да суше. Плавать в постели у нас приучен только один Беня, — так он называл Бегинсона, — а я пока предпочитаю спать на сухом, — говорил Лев Давыдович.

Следующим ушёл из землянки Алёшкин. Вследствие постоянной капели в землянке образовалась страшная сырость и грязь. Возможно, от этого, а вероятнее всего, и от постоянного нервного напряжения и голода, у Бориса начали появляться экзематозные раздражения в области голеностопных суставов и, что было особенно неприятно и тяжело, на шее и подбородке. Последнее привело к тому, что Алёшкин вынужден был прекратить бритьё. Брился он безопасной бритвой, поэтому даже намыливание участков кожи, поражённых экземой, вызывало жгучую боль. Прикосновение же лезвия доставляло такие мученья, что пришлось от него отказаться.

Как мы уже упоминали, Виктор Иванович Перов по специальности был дерматологом. Борис обратился к нему, и тот выписал лекарство, но единственная женщина-фармацевт, оставшаяся в аптеке, была, видимо, не очень подготовлена, а может быть, в её распоряжении не было необходимых ингредиентов. Так или иначе, а сделать заказанную Перовым болтушку она не смогла. Ограничились приготовлением серной мази, которую Борис усердно использовал. Мазь эта, хоть и не особенно помогала, но всё же распространение экземы на шее приостановила. Однако бриться Борис всё ещё не мог, и потому начал быстро обрастать довольно густой и неприглядной рыжеватой щетиной.

Однажды, это произошло 9 декабря 1941 года, где-то вдалеке на востоке послышалась орудийная канонада, затем грохот отдалённой бомбёжки. Все строили предположения, что бы это значило, а так как никаких известий ниоткуда не получали, то полагали, что, по-видимому, немцы вновь начали наступление в сторону Волхова, чтобы обойти Ладожское озеро и соединиться с наступавшими с севера финнами. К вечеру, однако, орудийная канонада стала слышнее, а на следующий день Прохоров, приехавший из штаба дивизии, рассказал, что армия под командованием генерала Федюнинского начала наступление, будто бы освободила Тихвин и движется на запад, а немцы отступают, бросая орудия и машины. Пока они сидели в посёлках, окопах и блиндажах, ещё могли выдержать крепчавший мороз, а как только их выбили из тепла, так они в своём летнем обмундировании сражаться отказываются и драпают вовсю. Новости всех обрадовали, ведь это была первая победа над фашистами — победа, заставившая непобедимых немцев отступить, удалось освободить ряд захваченных ими населённых пунктов. Победа эта пришла на «нашем» Ленинградском фронте, и все этим гордились.

Стали говорить, что теперь, наверно, недалёк тот час, когда будет прорвана блокада Ленинграда, и ленинградцы, а также и войска, обороняющие город, вздохнут свободнее, а главное, как сказал Сангородский, досыта наедятся. Но, увы, этим надеждам так скоро сбыться не довелось.

Как стало известно из газет, войска Волховского фронта под командованием маршала Мерецкого, силами армии генерала Федюнинского действительно освободили город Тихвин и оттеснили противника километров на 50, а местами и на 60, на запад, приблизительно на линию обороны, которую немцы занимали до 8 ноября 1941 года. Здесь части Красной армии вынуждены были остановиться. Они натолкнулись на прочную оборонительную полосу, созданную врагом в период с 21 сентября по 8 ноября и тщательно им поддерживаемую, а наступательных сил и, главным образом, артиллерии в войсках Мерецкого недоставало.

О слабости нашей артиллерии в то время санбатовцы могли судить и сами по тому, что на предыдущей стоянке позиции тяжёлой артиллерии находились всего в одном-полутора километрах от расположения батальона, и артиллеристы в поисках женского общества довольно часто наведывались в медсанбат. На вопросы, почему так мало стреляют наши пушки, в то время, как немцы засыпают снарядами отдельные участки, артиллеристы сумрачно отвечали:

— Эх, нам бы столько снарядов, мы бы им показали! А нам больше трёх выстрелов в день делать не разрешается. Как же нам с ними артиллерийскую дуэль вести? Вот и молчим, копим снаряды.