Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

Однако Наумовой и Шуйской удалось заприметить боевых и старательных девчат. Забежав вперёд, можно сказать, что впоследствии эти сандружинницы не только хорошо справлялись с работой санитаров, спустя несколько месяцев они могли вполне заменять перевязочных сестёр. В дальнейшем всем им было присвоено звание сержантов медслужбы, а через год две девушки даже стали операционными сёстрами.

Но это было потом, пока же они, немного смешные в своём неподогнанном обмундировании, плохо сидевших халатах, вздрагивая при каждом стоне раненого, с остановившимся взглядом, трясущимися руками снимая с раненых окровавленную одежду и развязывая кровавые бинты, нуждались в постоянном наблюдении и помощи. Основному персоналу, оставшемуся в батальоне, пришлось ещё труднее: вместо того, чтобы заниматься своим делом, операционным сёстрам и врачам приходилось самим ползать на коленях около лежавших на носилках в предоперационной раненых и практически показывать, как надо снять гимнастёрку, сапоги, шинель с раненого, как его переложить на операционный стол, как снять бинт, чтобы не причинять боли пострадавшему и, в то же время, по возможности, сохранить этот бинт. Уже недели две, как приказом по сануправлению фронта на всех этапах лечебных учреждений из-за нехватки перевязочного материала предписывалось экономить бинты, обязательно стирать их и использовать многоразово.

Так или иначе, в конце концов, за довольно небольшой промежуток времени медсанбатовцы преодолели и эту трудность, новый персонал освоился и стал работать более или менее удовлетворительно.

Следует отметить, что вместе с девушками в батальон поступила и очередная почта: газеты и несколько писем. В числе счастливцев, получивших письмо, оказался и Борис. Письмо было от Кати из далекой Александровки, в нём она сообщала маленькие семейные новости, рассказывала о проказах младшей дочурки Майи и, как всегда, почти ничего не писала о себе. Вскользь упоминала о трудностях с продуктами питания, но уверяла, что она пока из этих трудностей выходит благополучно. В заключение просила мужа не беспокоиться о судьбе своей семьи, убеждая его, что она сумеет продержаться, сколько бы эта проклятая война ни продолжалась.

Письмо было написано в сентябре, а уже кончался декабрь. Где оно блуждало столько времени? Вообще, из-за кольца блокады, с так называемой Большой земли письма получили всего несколько человек. Хотя в письме и сообщались события более чем трёхмесячной давности, Борис ему очень обрадовался. Он в этот же вечер написал ответ, но Скуратов, которому он принёс письмо для отправки, предупредил, что вряд ли оно попадёт по назначению:

— Не забудьте, ведь, кроме нашего блокадного кольца, прямая железнодорожная связь с Северным Кавказом отсутствует, — заметил он.

Время шло, и силы у всех, находившихся внутри блокадного кольца, в том числе и у медиков, таяли с каждым днём, вернее, с каждым часом. У многих, в том числе и у Бориса, отекли ноги и в дополнение ко всему начала развиваться цинга. Настой хвои, приготовляемый с начала осени, помогал мало в особенности потому, что питьё его на голодный желудок было очень неприятным, а у некоторых вызывало и рвоту.

В последнее время значительно сократились поездки из батальона в Ленинград. Въезд в осаждённый город даже из фронтовой полосы, окружавшей его, был обставлен очень сложной процедурой и разрешался только по специальным вызовам или пропускам. Говорили, что это продиктовано тем, что через фронт просачиваются вражеские шпионы и разведчики, которые, проникая в город, сеют среди жителей панику, корректируют артиллерийскую стрельбу, наводят самолёты и устраивают диверсии.

Однако Борису всё-таки удалось побывать в городе, как это часто бывает, помог случай.

В конце января 1942 года в сануправлении фронта состоялось совещание, на которое вызывались командиры медсанбатов, начсандивы и командиры медсанрот морских бригад. Емельянов простудился, искупавшись при очередной переправе через Неву, он попал в полынью. Опасались воспаления лёгких. Начсандив лежал в госпитальной палатке санбата под заботливым и медицински очень грамотным наблюдением Зинаиды Николаевны Прокофьевой, ехать в Ленинград он не мог. От дивизии нужно было послать двух человек, решили, что поедут Перов и Алёшкин, последний — в качестве зам. начсандива. В штабе дивизии им оформили документы с соответствующими печатями, подписями и особыми, чрезвычайно секретными, менявшимися каждые сутки, значками. На это обращали главное внимание на КПП, встречавшихся многократно на пути к городу.

Совещание длилось два дня, проводилось оно лично начальником сануправления фронта, генералом Верховским. Алёшкин выступал в прениях и ближе познакомился и с этим генералом, и с главным хирургом фронта, профессором, бригадным врачом Куприяновым. Как мы уже знаем, они встречались в 24-м медсанбате осенью и теперь при встрече узнали друг друга.