Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1

У Алёшкина отёки на ногах пока не позволяли носить сапоги — ходил в валенках, продолжали болеть дёсны, выпали зубы, однако, экзема на шее и лице уменьшилась. Он уже мог безболезненно бриться, и только в самом нижнем отделе шеи и на груди оставались мокнущие болячки, которые приходилось бинтовать. Одним из средств, облегчавших его состояние, стала придуманная им самим болтушка, в которую входили сера, тальк, стрептоцид, крахмал, глицерин и вода.

Комиссар дивизии Марченко наведывался в медсанбат не реже, чем раз в три дня, следил за его развёртыванием, и вскоре был на дружеской ноге прежде всего с Борисом, Прокофьевой и Сангородским. С Перовым он держался довольно официально и ещё суше был с комиссаром медсанбата, хотя последний, на взгляд Алёшкина, выполнял свои обязанности гораздо лучше и толковее, чем все его предшественники. Правда, мнение Бориса, может быть, было немного предвзятым. Дело в том, что с этим комиссаром он дружил. Жили они сейчас вместе в одной из комнат барака № 2, рядом со штабом медсанбата, и эта дружба, поддерживаемая шахматными баталиями, а иногда и преферансной пулькой, до которой комиссар, начальник штаба Скуратов, Перов, да, разумеется, и сам Алёшкин оказались большими охотниками.

Дивизия заняла отведённый ей участок обороны, и примерно с 8 февраля в батальон стали поступать первые раненые. Было их немного, доставляли их более или менее равномерно. К этому времени все врачи и медсёстры санбата обрели уже достаточную работоспособность, и потому удалось установить регулярную сменную работу.

По предложению комиссара весь состав операционно-перевязочного взвода разбили на три смены, каждая работала восемь часов и 16 отдыхала. Причём смена, освобождавшаяся от работы, в течение следующих восьми часов считалась запасной и в случае большого наплыва раненых могла быть вызвана на подмогу.

Снабжение медсанбата медикаментами, перевязочным материалом, продовольствием и прочими материалами из дивизионного обменного пункта, расположенного недалеко от Войбокало, теперь осуществлялось регулярно. Начала поступать почта, московские газеты — с опозданием на три-четыре дня. За их получением следил комиссар батальона, выделив для доставки почты специального человека. Стали приходить и письма.

Получил письма из дома и Борис Алёшкин — сразу три, причём первое было отправлено из Александровки ещё в начале октября, а последнее — в конце декабря прошлого года.

Катя не получала известий от Бориса в течение нескольких месяцев, и поэтому в декабрьском письме высказывала явное беспокойство о нём. Мы знаем, что из кольца блокады почта уходила очень нерегулярно, многое терялось, поэтому неудивительно, что, хотя Борис и писал Кате почти каждые две недели, письма до неё не доходили. Между прочим, так было с письмами и других.

Как только медсанбат переправился на западный берег Ладожского озера и мало-мальски обосновался, все стали писать домой. Сделал это и Борис. В своём письме он сообщил о том, что до этого их подразделение находилось в довольно сложной обстановке, и поэтому посланные им ранее письма могли до дому и не дойти, и что он также писем долго не получал. Сейчас положение изменилось, и он надеется, что переписка станет регулярной и аккуратной.

Это письмо он отправил ещё до прихода писем жены, а получив их, немедленно написал ответ. Повторив на всякий случай почти всё, что сообщал в предыдущем письме, он написал, чтобы Катя не беспокоилась о его здоровье, он сыт, здоров и одет очень тепло. Конечно, вместе с ласковыми словами, адресованными жене, Борис написал много хорошего и своим дочерям. Он был очень рад тому, что возобновилась его связь с семьёй, и что, судя по полученным письмам, они живут сравнительно благополучно. Да он и не предполагал, что тяжести войны могут каким-либо образом серьёзно коснуться такого далёкого тыла, как Кабардино-Балкария и станица Александровка.

После того, как стало теперь уже в подробностях известно о разгроме фашистов под Москвой, Алёшкин, да и все окружавшие его люди, были уверены, что в войне наступил коренной перелом, и теперь изгнание фашистских войск из пределов нашей Родины — вопрос времени и, вероятно, короткого времени. То же говорили и комиссар медсанбата, и даже комиссар дивизии. Конечно, все они ошибались и, как теперь уже совершенно очевидно, не представляли себе той военной мощи, которой обладали фашисты.