Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

Повторяем, всего этого Алёшкин не слышал. Он был разбужен часов около двух дня Игнатьичем, принесшим ему обед, вернее, даже не им, а лаем Джека, обрадованного появлением хозяина.

Во время обеда Борис узнал от Игнатьича, что теперь весь медсанбат сосредоточился здесь, под руководством Сковороды развёрнуты все палатки, постоянно поступают раненые, в хирургическом блоке всё время идёт напряжённая работа.

Теперь, когда Алёшкин стал командиром санбата, Игнатьич становился его личным ординарцем. Борис сказал, чтобы он переселился в его домик, но Игнатьич возразил:

— Что вы, Борис Яковлевич! Я для вас подобрал другой домик, совсем близко от операционно-перевязочной, ведь вы всё равно будете туда часто ходить, он удобнее. А этот далеко на краю стоит.

Борис очень не любил переселяться:

— Да я уж тут привык… Ну ладно, посмотрим. А сейчас, знаешь что, вызови ко мне Скуратова, Сковороду, начхоза, Сангородского, Прокофьеву и Бегинсона, да пригласи и комиссара Кузьмина. Где он поселился?

— А почти рядом с тем домиком, что я для вас подобрал.

— Ладно, иди.

Во время этого разговора на западе вновь началась канонада, и с передовой послышались звуки разрывов снарядов и мин. Вскоре эти разрывы переместились к батальону. Очевидно, немцы пошли в новую атаку и перенесли огонь в глубину. Теперь снаряды рвались менее чем в одном километре отсюда, и стоило немцам чуть прибавить прицел, как батальон оказался бы в самой гуще разрывов.

Пока вызванные им товарищи собирались, Алёшкин, прислушиваясь к неутихающей артиллерийской стрельбе — кстати сказать, теперь достаточно мощной и с нашей стороны, раздумывал: «Здесь медсанбат оставлять нельзя, ведь до передовой — всего каких-нибудь четыре километра, до ППМ — два-три, до тыловых учреждений полков — и того меньше. Окрестный лес буквально нафарширован различными тыловыми учреждениями дивизии. Если там люди могут укрыться во время артналёта или бомбёжки в щелях, то большинство работников санбата и почти все раненые этой возможности лишены. Хоть здесь и отрыты щели, но ни врачи, ни медсёстры, ни санитары, работающие в палатках, не смогут оставить там раненых, а самим кинуться в эти убежища. Перенести всех раненых тоже нельзя, там могут спасаться только ходячие, а их немного. Игнатьич говорил, что из эвакопункта армии постоянно дежурят машины, и раненых, подлежащих эвакуации, вывозят немедленно, остаются лишь те, кого эвакуировать нельзя».

Раздумывая, Борис сидел на скамеечке у стола, врытого рядом с его домиком, и курил папиросу за папиросой. Прошло минут двадцать, пока вызванные им люди собрались. Они поздравляли Алёшкина с новым назначением. Никому из них, кроме разве Скуратова, и в голову не приходило, что это назначение в данный момент означает для Бориса понижение в должности и огромную ответственность. Все врачи, зная, как Алёшкин любил хирургическую работу, понимали, что теперь, постоянно находясь в батальоне, он сможет заниматься любимым делом гораздо чаще, чем раньше, и были искренне рады за него. Скуратов, всегда относившийся к Алёшкину с большим уважением и дружбой, считал его толковым командиром и был доволен тем, что теперь будет служить под его началом. Комиссару Кузьмину, присутствовавшему на партийном собрании, где Бориса принимали в члены партии и медсанбатовцы давали ему положительные характеристики, назначение нового комбата тоже пришлось по душе. Он надеялся, что теперь в этой медицинской части будет, наконец, настоящий начальник, заинтересованный в отличной работе.

Единственным недовольным оказался новый начальник снабжения, интендант первого ранга Горский. Он, как мы знаем, и раньше считал себя обиженным из-за перевода в батальон, но тогда его командиром был военврач второго ранга, а тут вообще он попадал в подчинение совсем молодому человеку, да ещё военврачу третьего ранга. Ему, носящему три шпалы, придётся подчиняться даже не кадровому командиру! Это казалось несправедливым.

Скуратов доложил, что из санотдела армии поступил приказ о назначении, и он уже подготовил внутренний приказ от имени Бориса Яковлевича Алёшкина о вступлении в должность, его надо было подписать и отправить в штаб дивизии. Новый комбат так и сделал. Затем он выслушал сообщения командиров подразделений и, к своему большому удовольствию, узнал, что все звенья батальона справлялись с непрерывным значительным потоком раненых, продолжавшим возрастать. Эвакуация из батальона проходила удовлетворительно, но в батальоне продолжало оседать сравнительно много нетранспортабельных раненых, главным образом прооперированных на брюшной полости. Большинство из них находилось в тяжёлом состоянии.

Зинаида Николаевна Прокофьева, между прочим, заметила, что такое близкое расположение медсанбата к передовой очень неблагоприятно отражалось на состоянии бойцов после операции. Они требовали немедленной эвакуации, а их следовало выдерживать в госпитальной палате не менее 5–6 дней.