Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

К тому, что Алёшкин назначен командиром медсанбата, а начсандивом 65-й назначен военврач третьего ранга Пронин, комиссар дивизии отнёсся совсем не так, как ожидал Борис. Помолчав немного, он произнёс:

— Ну что же, я одобряю твоё решение. Я понимаю, что эта перестановка произведена по твоей инициативе, Николай Васильевич не стал бы тебя понижать в должности без просьбы с твоей стороны, он всегда отзывался о тебе положительно. Да и в этой неудавшейся операции та часть работы медслужбы, за которую отвечал ты, со своей задачей справилась, а вот медсанбат оказался действительно узким местом… И ты, как коммунист, прав, что берёшься за это узкое место, не обращая внимания на служебное положение. Тебе выправлять работу батальона, как старому работнику, знающему всех людей, будет, конечно, легче, чем новому человеку, товарищу Пронину. Да и к любимой хирургии ты будешь ближе. Что же, я мешать не буду. Вам, товарищ Пронин, хотя вы будете формально начальником Бориса Яковлевича, я рекомендую советоваться с ним по любым вопросам, в которых встретятся затруднения. Конечно, всегда можете обращаться за помощью и ко мне, и к командиру дивизии. Да, Борис Яковлевич, помнится, в прошлом месяце я тебе рекомендацию давал. Собрание-то у вас было? Тебя в члены партии уже приняли?

— Собрание было ещё в конце июля, в члены ВКП(б) меня приняли, теперь жду утверждения политотдела.

— Ну ладно, я потороплю их. Товарищ Пронин, товарищ Алёшкин последнее время жил в медсанбате, вам я советую поселиться здесь, в штабе дивизии. Надо со всеми работниками штаба поближе познакомиться, да и с медслужбой полков тоже. Придётся тебе, Борис Яковлевич, выделить в распоряжение товарища Пронина специальную санитарную машину, ведь это только ты попутным транспортом пользовался, а вообще-то начсандиву так не положено. Вернёшься в батальон, пришли оттуда Вензу со всеми делами и машину. На днях я в медсанбат заеду, там ещё поговорим.

На этом разговор с комиссаром дивизии закончился. Узнав от Ванюши, где находится землянка начхима, в которой всегда находилось место для начсандива, Алёшкин и Пронин отправились туда. Познакомив Пронина с начхимом дивизии, интендантом третьего ранга Фёдоровым, кстати сказать, большим любителем шахмат, постоянно стеснявшимся своей, как он выражался, полной беспомощности в партиях с Алёшкиным, Борис отправился в медсанбат.

В своём домишке он оказался уже под утро. Разбудил Вензу и приказал ему собираться, чтобы ехать в штаб дивизии со всеми бумагами санслужбы дивизии и чемоданом Пронина, также приказал вызвать командира автовзвода. Когда тот явился, Алёшкин передал ему приказание комиссара дивизии о выделении в распоряжение начсандива, товарища Пронина, санитарной машины и шофёра, которые будут постоянно находиться в штабе дивизии, но числиться за медсанбатом.

Через час на подъехавшую «санитарку» Венза погрузил своё и пронинское имущество, положил связку дел медслужбы и отправился в путь. Ехал он с большим неудовольствием: по прежнему опыту Венза знал, что, во-первых, ему придётся жить в общей землянке с писарями штаба, а, следовательно, подчиняться внутреннему распорядку, который там существует. Кроме того, в свободное от непосредственной работы время начальник канцелярии штаба дивизии обязательно найдёт для него какое-нибудь дополнительное дело. Во-вторых, здесь он имел в собственном распоряжении домик начсандива, пустовавший сутками. Подружившись с полнотелой дружинницей эвакоотделения Шурочкой, Венза провёл с ней в домике немало приятных часов, теперь об этом придётся забыть. Так что, как видим, причин для недовольства переменой жизни у него имелось достаточно.

Алёшкин был в курсе личной жизни своего писаря, но не придавал этому серьёзного значения, и потому на недовольную мину и ворчание своего бывшего помощника внимания не обратил и довольно дружески с ним попрощался.

Было уже совсем светло, когда Борис, растянувшись на топчане, заснул так, что, кажется, никакие пушки его не смогли бы разбудить. Часов с шести утра немцы начали тщательную артподготовку, обстреливая свои бывшие траншеи, где теперь окопались части 65-й дивизии. Обстрел длился около полутора часов, затем с запада появились пикирующие бомбардировщики, которые начали обрабатывать передний край по-своему. Правда, нормально им это сделать не удалось, мешал довольно плотный огонь зенитной артиллерии и прилетевшие откуда-то из-под Волхова истребители. Последние быстро рассеяли строй немецких самолётов, и те, побросав часть бомб в никем не занятые болота, убрались восвояси, потеряв при этом несколько машин, которые плюхнулись в то же болото вслед за своими бомбами.

Вскоре после этой подготовки значительные пехотные силы фашистов, преодолев обстреливаемые теперь уже нашей артиллерией и миномётами Синявинские торфоразработки, пытались ворваться в свои старые траншеи, но не вышло. За прошедшие сутки дивизия сумела наладить оборону, и враг с большими потерями вынужден был отступить на край леса.