Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

Всего этого Борис уже не слышал, он был в малой операционной. Около неё сгрудилась порядочная толпа раненых, ожидавших помощи. Выпроводив Картавцева с его помощницей отдыхать и привычно обрабатывая руки, Борис заметил, что из-за перегородки выглянула операционная сестра Шуйская. Он спросил:

— Катя, ты сменяешься?

— Нет, товарищ комбат, я только что заступила, буду с вами работать.

— Вот это хорошо, — обрадованно сказал Алёшкин.

Он любил работать с этой девушкой: после Елизаветы Васильевны Наумовой, старшей сестры батальона, она была самой опытной операционной сестрой, толковой и умелой ассистенткой. Борис её ценил.

Прошло едва ли пятнадцать минут со времени его появления в операционной, а работа уже кипела полным ходом. Мы знаем, что в этот период, как, впрочем, и в дальнейшем, так называемая малая операционная представляла собой палатку ДПМ, перегороженную простынями на два отделения. Первое, занимавшее около одной пятой палатки, служило как бы предоперационной. В ней стоял стол для заполнения медицинских документов, тазы для мытья рук и несколько табуреток для отдыха медперсонала.

В противоположном углу предоперационной, обычно справа от входа, были врыты в землю несколько скамеек, на которые ставились носилки, и там же раздевались ходячие раненые. Раньше большинство ходячих направляли ещё в одно отделение операционно-хирургического блока — перевязочную. С сокращением штатов батальона, уменьшением количества врачей и среднего медперсонала пришлось это отделение упразднить. Теперь все раненые шли сюда, таким образом, состав поступающих в эту часть операционно-перевязочного блока был очень разнообразным. Иногда, помимо всевозможных огнестрельных ранений, переломов и ранений мягких тканей, не проникающих в брюшную полость, из-за занятости большой операционной здесь же приходилось делать и операции на грудной клетке, так как возникавший пневмоторакс требовал самой срочной хирургической помощи.

Скажем попутно несколько слов и о так называемой большой операционной. По размерам она была меньше малой. К этому времени, то есть к середине 1942 года, она состояла из трёх палаток ППМ, соединённых вместе. Одна из них представляла собственно операционную, в ней стояло два стола; другая — шоковая, там проводились противошоковые мероприятия, и в ней на козлах из брёвен размещалось шесть носилок, служивших постелями. Третья палатка служила предоперационной, где раздевали и частично обмывали/обтирали раненых перед операцией. Там же мылись хирурги и определяли возможность и очерёдность оперативного вмешательства. Как правило, в большую операционную приносили раненых в брюшную полость. Раненые в череп и лицо обычно в батальоне не задерживались, им в сортировке поправляли повязки, делали инъекции обезболивающих средств, если было возможно, поили чаем с молоком, затем грузили на автомашины эвакопункта и направляли в специальные госпитали. Часто таких раненых даже не снимали с машин, а просто перегружали в машины эвакопункта.

Но вернёмся к малой операционной, где сейчас командовал Алёшкин. Он давно, ещё в период работы под Ленинградом, когда был командиром медроты, сразу же после ликвидации перевязочной изменил порядок работы этого отделения.

На четыре стола, стоявших в малой операционной, в том отделении палатки ДПМ, которая занимала большую её часть, укладывались тяжёлые лежачие раненые. Для тех, кто был ранен легко и свободно передвигался сам, с внутренней стороны перегородки были установлены две-три скамейки, и полураздетые бойцы ждали на них своей очереди. Обычно их было 6–8 человек, к ним прикреплялись две перевязочные сестры. После снятия повязок их осматривал старший хирург бригады — Картавцев, Дурков или Алёшкин. Большинству требовалась только незначительная очистка раны и перевязка с дезинфицирующим раствором или мазью Вишневского. Хирург давал соответствующие указания медсёстрам или второму врачу, который ему помогал. Последнее время таким врачом довольно часто бывал командир медроты Сковорода. Он всё более и более приобщался к хирургии.