Так было и в этот день. Поэтому Алёшкин, осмотрев каждого из сидевших на скамейке, рассказал Сковороде, что нужно сделать, кого можно оставить в команде выздоравливающих, а кого нужно эвакуировать в эвакопункт для долечивания в госпитале. При таком беглом осмотре, конечно, не исключались ошибки, но зато можно было быстро пропустить через малую операционную большое количество раненых, обработать их и переправить на следующий этап эвакуации. Поэтому на территории 24-го санбата даже при значительном наплыве раненых не создавалось толчеи около малой операционной. Легкораненые не бродили между палатками, а находились в сортировке, в палатках команды выздоравливающих или в эвакопалатке. Правда, за этим особенно тщательно следил командир сортировочного взвода Сангородский. Облегчало это положение и то, что он мог подать в малую операционную сразу 12–14 человек — больше, чем может доставить санитарная машина. Обработка таких легкораненых занимала сравнительно небольшое время, и они быстро сменялись вновь прибывшими.
Пока Алёшкин осматривал сидевших на скамейках, две перевязочных сестры (часто это были просто сандружинницы) с помощью санитаров разбинтовывали тех, кого доставили на носилках. За их действиями наблюдала операционная сестра. Она была настолько опытной, что, едва взглянув на рану, уже знала и заранее готовила почти все нужные инструменты. Такие сёстры, как Наумова или Шуйская, ошибались редко, и поэтому Борис с ними работать любил.
Правда, иногда случалось и так, что, осмотрев сидевших на скамейке, Алёшкин приказывал прикрыть чью-нибудь рану, а самого немедленно уложить на носилки, но такое случалось относительно редко. Чаще выручали большой опыт и интуиция Льва Давыдовича Сангородского, который ещё в сортировке (где повязки не снимались), осматривая раненых и определяя очерёдность их направления в операционные, увидев на вид как будто почти здорового, бойкого паренька, вдруг говорил своей помощнице, фельдшеру Горбатовой:
— А ну-ка, вколите ему пару кубиков морфия и уложите на носилки. А ты, брат, не шебуршись, лежи, коли велят.
И действительно, у этого эйфорически возбуждённого раненого оказывалось серьёзное ранение, иногда с повреждением жизненно важных органов. Ошибался Сангородский очень редко.
Закончив с легкоранеными, Борис подходил к столам, быстро осматривал лежавших на них. Обычно это бывали раненые с раздроблением костей конечностей, с открытыми переломами, с рваными обширными ранами мягких тканей тела и конечностей, иногда со жгутами, что говорило о большой кровопотере. После осмотра он устанавливал очерёдность операций и снова отправлялся мыться. Пока он обходил лежавших на столах, руки обрабатывала его помощница, старшая операционная сестра. С чистыми руками, надев стерильный халат и маску, Борис подходил к первому из назначенных на операцию. Как правило, это был раненый со жгутом, который конечно, снимался и накладывался повторно только в том случае, если из ран истекало чересчур много крови. Получив из рук операционной сестры необходимый инструмент, хирург приступал к ревизии раны, часто их было несколько.
Теперь, к августу 1942 года, после года работы, Алёшкин прооперировал уже не одну тысячу раненых. Вначале он постоянно испытывал вполне понятное волнение: каждая новая рана, несмотря на кажущееся однообразие, могла преподнести сюрприз, иногда очень грозный, как же тут не волноваться? Теперь действия его были уже совсем не такими, прямо скажем, бестолковыми и бессистемными, как год назад. Теперь, приступая к осмотру и вмешательству, он почти всегда был точен, а его действия безошибочны. Это позволяло быстро находить и устранять самые опасные места в ране. Пользуясь советами фронтовых и армейских хирургов, а также своим опытом (он часто думал, что год хирургии в действующей армии дал ему столько опыта, сколько он не накопил бы и за десять лет мирной жизни), Алёшкин удалял из раны инородные тела, иссекал безжизненные, размозжённые участки тканей, перевязывал повреждённые сосуды, удалял мелкие части раздробленных костей и бережно складывал вместе крупные. Вводил противогангренозную сыворотку в рану, промывал её риванолом и, убедившись, что кровотечения нет, поручал своему помощнику, который к этому времени освобождался, наблюдать за наложением повязки на рану и проводить иммобилизацию конечностей шиной. Тот руководил действиями перевязочных сестёр и санитаров, а Борис перемещался к следующему столу, около которого его ждала операционная сестра. Разумеется, всем перечисленным манипуляциям ранее предшествовала тщательная местная анестезия. То же Борис рекомендовал делать и Сковороде, когда ему приходилось обрабатывать небольшие раны или извлекать кусочки дерева, осколки, обрывки кожи или мышц где-нибудь на пальце руки или ноги.