За всеми этими разговорами время прошло незаметно, и Алёшкин вернулся в батальон уже вечером. Почти одновременно с ним приехал из своей поездки и Скуратов. Он сообщил, что юго-западнее Александровки, километрах в двух за нею имеется хороший лесной массив, который ещё никем не использовался до сих пор. Он расположен по пологому косогору, начинавшемуся в нескольких десятках метров от небольшой болотистой речушки. К югу от косогора — обширные болота, а к северу и на северо-восток — довольно сухая местность, от которой до основной дороги, идущей от Жихарева на фронт, около трёх километров. С западной стороны от этой же дороги косогор отделяет болотистая низина шириной не более двухсот метров. Если через неё проложить лежневую дорогу, то получится хороший въезд в медсанбат.
На следующий день в батальон прибыл Прохоров, и, не дожидаясь решения комдива и начсанарма, Алёшкин принял все подготовительные меры к передислокации. Побывав на новом месте сам, он одобрил выбор, сделанный Скуратовым, и сразу же направил туда Прохорова с двумя десятками людей из числа выздоравливающих и санитаров для устройства и подготовки места. Одновременно он приказал начать свёртывание и упаковку имущества медсанбата.
Глава третья
На следующий день произошёл ещё один случай, едва не кончившийся для Алёшкина трагически.
Сразу же по приезде в батальон из штаба дивизии Борис осмотрел рану Иванова, произвёл необходимую обработку и убедился, что рана длиною около восьми сантиметров — поверхностная, повреждена только кожа и подкожная клетчатка. Все крупные сосуды и нервы были целы. Борис оставил Иванова на несколько дней в батальоне, но тот уже через два дня стал настойчиво проситься отпустить его «домой». Перед его уходом Борис снова при перевязке осмотрел рану и, убедившись, что нагноения не произошло, и рана заживает удовлетворительно, разрешил ему ехать в полк.
Они вместе отправились по дороге к передовой. Иванов решил добраться до ППМ пешком, напрямик через лес. Расстояние это не превышало трёх километров. Борис, будучи с Ивановым в дружеских отношениях, так как вместе с ним приехал в дивизию из Нальчика, решил его проводить. Они пошли по дороге, идущей от медсанбата к основному пути, ведущему на фронт. Вместе с ними отправился и Джек.
Собака, между прочим, при всех пеших путешествиях Бориса почти всегда его сопровождала. Так было и в этот раз.
Хотя в небе то и дело проносились немецкие бомбардировщики, завязывался воздушный бой и почти беспрерывно стреляли зенитки, Джек, пересилив свой страх, выскочил из щели, в которой он обычно днём отсиживался с Игнатьичем, и побежал вслед за хозяином.
Едва Алёшкин и Иванов отошли от границы батальона метров двести, как над их головами пролетел очередной фашистский бомбардировщик и сбросил серию бомб.
Надо сказать, что все эти дни стояла отличная лётная погода (начиналось бабье лето), и немецкие самолёты, правда, в значительно меньшем количестве, чем в первые дни, продолжали с раннего утра и до позднего вечера с коротким перерывом на обед, как говорил Игнатьич, бомбить леса и болота, где по их предположениям могли находиться тыловые подразделения дивизий 8-й армии. Конечно, попутно они бомбили и основные дороги. В этих полётах им мешали своим огнём зенитки и истребители, временами их атаковавшие, но тем не менее превосходство фашистов в воздухе ощущалось заметно. И то, что в центр медсанбата пока ещё не упало ни одной бомбы, было чистой случайностью.
Заслышав вой самолёта, свист бомб и, наконец, даже увидев их падение, словно капель чёрного дождя, Борис и Иванов немедленно сбежали с дороги и бросились голова к голове в придорожный кювет. Джек отбежал от дороги в противоположную сторону и нырнул в какую-то яму под густые кусты. Почти сразу же в то место, где они только что шли, упала довольно большая бомба, раздался взрыв, и несколькими секундами позже на Бориса и его спутника навалилась груда земли, придавившая их ко дну канавы. Правда, в том месте, где находились их головы, довольно плотной массой, хотя и обломанный, стоял придорожный кустарник. Кусты прогнулись под тяжестью земли, но не дали ей осесть полностью и образовали над головами людей небольшой шатёр, в котором находилось немного воздуха. Тела их были так плотно придавлены землёй, что ни ногами, ни туловищем не получалось даже пошевелить. Руки оставались относительно свободными, они находились около голов, но, когда Иванов попробовал упереться руками в нависшие над ними кусты, как сейчас же посыпалась земля. Они поняли ужас своего положения, а также и то, что все попытки самостоятельно освободиться из-под земли бесполезны. Тот небольшой запас воздуха, который оставался, быстро загрязнялся дыханием.
Определить, сколько времени они так пролежали, было невозможно. Иногда им казалось, что прошло всего несколько минут, а иногда — несколько часов. Сначала они молчали, затем Иванов глухо проговорил:
— Ну, Борис Яковлевич, кажется, нам капут. Недаром я так не хотел ехать в медсанбат…