Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 1

По его приглашению в этой трапезе принял участие и Борис, который тоже давно не ел простой картошки с селёдкой. После ужина Верховский поблагодарил за угощение и заявил, что, вообще, он их деятельностью доволен. Своё положительное мнение о работе госпиталя генерал передал санотделу армии, в результате чего по представлению начсанарма начальнику и личному составу госпиталя была объявлена благодарность в приказе по армии.

Огласить этот приказ поручили старому пациенту Алёшкина, члену Военного совета армии, генералу Тынчерову. После торжественного чтения приказа перед построенными медиками, свободными от работы, он остался обедать. Конечно, повара и тут постарались и приготовили очень вкусные блюда. Теперь это сделать было нетрудно: продсклад имел в своём распоряжении самые разнообразные продукты, а бывшие ресторанные повара, работавшие на кухне госпиталя, всегда были рады щегольнуть своим искусством.

Решил угостить знакомого гостя и Игнатьич. Когда на складе обнаружили, кроме продуктов, солений, маринадов, консервов, варенья, и несколько ящиков алкоголя, Игнатьич, с разрешения Гольдберга, захватил пару бутылок с водкой и коньяком для начальника госпиталя, чтобы угощать приезжавших гостей. Особенно привлекли его внимание бутылки с какой-то очень красочной этикеткой, на которой вокруг картинки что-то было написано не по-русски, как он потом оправдывался. Борис практически не употреблял алкоголь, и даже большая часть положенной «наркомовской нормы» доставалась Игнатьичу, поэтому подобранные им трофейные запасы пока оставались в неприкосновенности.

Желая особенно почтить важного гостя, Игнатьич поставил и раскупорил перед Тынчеровым одну из этих красивых бутылок. Тот, тоже не блиставший знанием иностранных языков, с любопытством рассмотрел красочную этикетку, налил себе около половины стакана прозрачной, чуть желтоватой жидкости и, по привычке многих военных, залпом осушил стакан. К изумлению и страху Игнатьича, после этого генерал вскочил из-за стола, стал плеваться и отчаянно ругаться, едва переводя дух.

В комнату, где проходил обед, зашёл Борис. Тынчеров обрушился на него:

— Ты что, отравить меня вздумал?! Что это ты мне подсунул? Такую гадость пей сам!

Алёшкин схватил бутылку, прочитал надпись на ней и чуть не рассмеялся:

— Да это же уксус, — воскликнул он, — французский уксус! Вон, смотрите, даже и место изготовления написано, Париж (помогли детские занятия по французскому языку).

Тынчеров прямо зарычал. Он повернулся к дрожавшему от волнения, страха и стыда Игнатьичу:

— Что же ты, чёртова перечница, меня вздумал уксусом угощать?! А ещё говорил, что это самое лучшее вино! Тащи, оболтус этакий, хоть водки поскорее, запью эту гадость.

Борис этим инцидентом был тоже немного напуган. Он знал, что Тынчеров отличался вспыльчивым и неуравновешенным характером, и, кто знает, может быть, после благодарности, которую он только что объявил, за это угощение можно и по шее получить. Но генерал уже перестал испытывать жжение и, не дожидаясь появления Игнатьича с водкой, с аппетитом принялся за соблазнительно пахнувшие кушанья.

— Вот чёртов старик, как подвёл! Да и я тоже хорош, сколько раз закаивался пить всякую трофейную заграничную бурду, а тут на тебе, чуть не полстакана сразу хватил… И что за черти, для уксуса такую красивую этикетку придумали! Поневоле за какое-нибудь диковинное вино примешь, — говорил Тынчеров, вертя бутылку в руках. — А ты, друг, что же не смотришь, чего этот твой ординарец гостям подаёт? Скажи спасибо своим поварам, они отличными кушаньями мне настроение подправили.

Так этот инцидент и окончился для Бориса благополучно.

* * *

Примерно через неделю после этого события, в Таллин приехал госпиталь № 31, в котором начальником был старый приятель Бориса Перов. Он подобрал себе отличное здание какой-то большой школы около театра «Эстоний» и приступил к развёртыванию в нём своего госпиталя. В этом здании во время войны тоже находился немецкий госпиталь. Помещение значительно пострадало, и прежде, чем начать в нём работу, нужно было сделать хотя бы самый первоочередной ремонт: застеклить окна, исправить водопровод, отремонтировать кухню и т. п. Всё это требовало времени, и они начали приём раненых лишь спустя неделю после своего прибытия, тем более что с ремонтом Перов не торопился — ведь госпиталь Алёшкина уже работает, справляется, ну и ладно. Так, несмотря на появление в Таллине второго армейского госпиталя, пока вся тяжесть лечебной работы лежала на двадцать седьмом.

Его работу неожиданно осложнило ещё одно обстоятельство. В один из дней одновременно с ранеными в госпиталь поступила большая партия отравленных. Произошло это так. Числа третьего или четвёртого октября 1944 года Алёшкин уселся обедать. Раненых было немного, он, дежуривший в эту ночь, сумел поспать и отдохнуть утром, поэтому обедал, не торопясь. Вдруг в комнату вбежал перепуганный дежурный по госпиталю врач Батюшков с криком: