В результате выяснилось, что у Клавдии Никифоровой беременность была не менее четырёх месяцев, и на таком сроке попытка искусственного прерывания могла окончиться очень плачевно. Алёшкин, воспользовавшись советами Антонины Кузьминичны и своим небольшим опытом, сумел провести операцию достаточно квалифицированно. Приехавший на следующий день пожилой врач, начальник гинекологического отделения в госпитале Перова, осмотрев больную и выслушав Бориса, сказал, что всё сделано правильно, непосредственная опасность миновала, но теперь женщине нужен абсолютный покой, самое лучшее — оставить её ещё дней на десять в госпитале Алёшкина, а затем можно выписывать. Везти её в Таллин необходимости он не видел, так и доложил не находившему себе места генералу Зайцеву.
Естественно, что после этого случая Борис Алёшкин вырос в глазах генерала, и тот стал относиться к нему по-дружески. Считаясь с этим обстоятельством, и комендант города не смел перечить Борису ни в чём, и потому к описываемому нами времени госпиталь не только был обеспечен всем необходимым, но даже взят комендатурой города под охрану.
Пребывание в Раквере для личного состава госпиталя превратилось в настоящий отдых. В сутки поступало не более пяти-шести раненых и около трёх больных, на амбулаторном приёме было в среднем 20–25 человек. Через две недели госпиталь был заполнен едва ли на одну треть своей вместимости.
Единственное, что смущало и возмущало врачей, это то, что среди поступавших оказывалось немало больных венерическими заболеваниями. До этого о таких болезнях госпиталь даже и понятия не имел, а тут каждый день поступало несколько человек. Некоторых из них приходилось госпитализировать, так как болезнь оказывалась в запущенном состоянии. Открыли специальное отделение, начальником его поставили врача Феофанову, до этого работавшую нейрохирургом, но поскольку раненых в череп практически не поступало, возглавлять это отделение поручили ей. Пришлось ей засесть за справочники по этим заболеваниям. Конечно, новый профиль ей не слишком нравился, но приказ есть приказ, пришлось подчиниться. Ухудшало положение то, что в распоряжении аптеки госпиталя не имелось нужных лекарственных препаратов, так, по крайней мере, думали врачи госпиталя, в том числе и Алёшкин, хотя на самом-то деле среди трофейных медикаментов имелось такое мощное средство, как пенициллин. Но о том, что он может применяться при венерических заболеваниях, никто и понятия не имел. Лечили больных старыми способами, и, несмотря на это, с хорошим результатом.
С 11 ноября, когда закончилась передислокация, до конца декабря жизнь госпиталя протекала спокойно, но вот 23 декабря прибыл майор Богуславский с приказом начсанарма развернуться на семьсот коек, из них не менее пятисот выделить для раненых, поступивших во время боёв за острова Моонзундского архипелага и до этого разбросанных по другим госпиталям армии. Они находились в стадии долечивания, и командование армии решило их сосредоточить в одном месте. Наиболее подходящим для этой цели сочли госпиталь № 27.
Богуславский объяснил, что все эти раненые — бывшие заключённые и штрафники, в госпиталях, где их держали по 10–15 человек, они нарушали дисциплину, а собрав их здесь всех вместе, Алёшкин попросит помощи у пограничников и сможет организовать долечивание нужным образом, обеспечив необходимую дисциплину. Услыхав это, Алёшкин был удивлён и рассержен. Как же так, начсанарм Скляров, при всей своей благосклонности и дружеских проявлениях, не нашёл ничего лучше, как превратить его учреждение в госпиталь для штрафников! Было обидно, ведь их коллектив, как-никак, почти всё время находился на самом лучшем счету. Не понимал Борис и решение начсанарма собрать всех этих «головорезов» в кучу:
— Если они объединятся, то ведь с ними и не справишься, они весь госпиталь разнесут! — заявил он.
На это Богуславский ответил так: