Из служащих завода, кроме Кати, остался главный инженер Которов и, конечно, все рабочие и служащие, не призванные в армию из местных станичников. Которов говорил, что немцам тоже понадобится интеллигенция; если они придут, то он найдёт себе работу. Главный бухгалтер Торчинянц перед самым приходом в станицу врагов был почему-то из тюрьмы освобождён и немедленно выехал в Армению, куда сразу после его ареста, отправилась его семья.
Как мы уже говорили, другие рабочие и служащие, русские и кабардинцы, разбрелись по станицам и аулам. В заводском доме из иногородних остались только двое — брат и сестра Сахаровы. Он до этого работал старшим в охране завода, она — воспитательницей в детском садике. Почему его не взяли в армию, было неизвестно, но он имел какое-то особое освобождение от военной службы. До войны они жили тихо, незаметно, ни с кем близких знакомств и дружбы не заводили. Она довольно часто ездила, как говорили, к родственникам в Нальчик, Орджоникидзе, Прохладное и другие близлежащие города. Он же большую часть времени проводил дома. Люди поговаривали, что они, вероятно, баптисты или приверженцы какой-нибудь другой секты, потому и не сходятся с коллективом. Её, кроме того, подозревали в спекуляции, но жили Сахаровы тихо и скромно, поэтому их никто и не беспокоил.
Опережая события, скажем, что лишь после освобождения Александровки от оккупантов удалось установить, что эти люди оказались выходцами из немцев Поволжья и глубоко законспирированными немецкими агентами. Путешествуя по разным городам, Сахарова выясняла состояние и расположение воинских частей Красной армии и передавала сведения своему резиденту в Нальчике. Они спокойно ожидали прихода немцев и благополучно перенесли оккупацию. Так как немецкая разведка полагалась на надёжность их конспирации, то их и после отступления оставили в Александровке с прежним заданием. Открылась их деятельность случайно, и не без помощи Алёшкиной. В 1943 году, в период оккупации она случайно обнаружила, что Сахаровы отлично владеют немецким языком, а это для простых русских людей, какими они значились по всем имевшимся документам, казалось подозрительным. Но всё это было ещё впереди. Пока же Катя, её дети и большинство жителей станицы со страхом переживали обстрелы и бомбёжки, не гадая, будут ли они живы завтра, как и на что жить дальше.
Катя могла рассчитывать только на свою зарплату и аттестат мужа, с конца июля 1942 года ни того, ни другого не было. Военкомат в Майском прекратил своё существование ещё в июне: сперва переехал в Александровку, а в июле эвакуировался ещё дальше.
В конце октября выданный при расчёте и добытый при помощи Дуси Пряниной крахмал почти закончился. Муки не было совсем, куры неслись плохо, поросёнок хирел, овощи кончались. Основной огород уничтожили войска, а от маленького огородика возле дома толку было мало. Если даже фронт стабилизируется, и Александровка окажется в межфронтовой полосе, то семье Алёшкиных буквально придётся помирать с голоду. Денег не было, а на базарчике возле церкви торговки запрашивали такие цены, что даже страшно становилось. Вещей, на которые можно было бы хоть что-нибудь выменять, у Кати не имелось, всё было продано и проедено ещё в период учебы Бориса в Краснодаре.
Помогла акушерка Матрёна Васильевна, она приняла Катю на работу в роддом санитаркой. В связи с безвластием в станице санитарки — местные жительницы из роддома ушли, а человек, который бы ухаживал за роженицами, был совершенно необходим. Нужен был кто-то и для помощи самим старым сёстрам. Таким образом жена врача, бывшая заведующая отделом Крахмального завода Екатерина Петровна Алёшкина волею судьбы превратилась в санитарку и прислугу акушерки роддома.
Эта работа давала хоть маленькую поддержку — роженицы за своё обслуживание в роддоме платили персоналу продуктами: мукой, мясом, картофелем, крупами. Кое-какая часть этих продуктов перепадала и Кате и служила единственным подспорьем для её семьи. Таким образом Алёшкины просуществовали до середины ноября. Работа в роддоме дала Катерине легальную возможность остаться в станице, что было необходимо. Когда выяснилось, что она не сумеет эвакуироваться из станицы из-за детей, районный отдел НКВД, с которым, как мы знаем, она была связана, поручил ей кое-какие секретные задания.
Однажды, вероятно, числа 10–12 ноября с вечера гремела особенно сильная перестрелка. Снаряды и мины почти беспрерывно шелестели и выли над головой и рвались то с одной, то с другой стороны станицы. Из-за Лезгинки слышалось всё усиливающееся урчание танков. С началом обстрела жители станицы попрятались в подвалах и щелях. Вместе с детьми забралась в свой окопчик и Катя. Так, под грохот этой канонады, они, тесно прижавшись друг к другу, укрывшись стареньким ватным одеялом, и заснули.
Глава пятая