Прошла неделя. Госпиталь продолжал работать по-прежнему. В день поступало 10–12 человек, примерно столько же и эвакуировалось, и с виду в работе госпиталя пока ничто не указывало на подготовку к передислокации. Зато внешне госпиталь менялся: ежедневно происходило уменьшение числа развёрнутых палаток. После совещания с Чистовичем и Минаевой Алёшкин решил перевести раненых, временно осевших в госпитале, в те палатки, которые из-за изношенности не могли быть сняты с места. Правда, они местами протекали, но так как заполнялись всегда не более чем на треть своей вместимости, то размещать раненых пока удавалось. Тем временем те палатки, которые подлежали перевозке, свёртывались, сушились и упаковывались в тюки, готовые для транспортировки.
За счёт уплотнения в рубленых бараках освободили все палатки, кроме штабной и аптеки, их тоже свернули и упаковали. Всё, или почти всё, медицинское и вещевое имущество, большую часть запасов продовольствия, хранившихся на складах госпиталя, упаковали в ящики и мешки и, сложив в большие кучи, укрыли брезентами.
Шофёры под руководством Лагунцова тщательно обследовали и произвели ремонт всех имевшихся в госпитале автомашин. Надо заметить, что Лагунцов был отличным шофёром-механиком, в совершенстве знающим своё дело, и, кроме того, он умел хорошо организовать труд подчинённых. Поэтому, несмотря на трудные условия эксплуатации, транспорт госпиталя находился в весьма неплохом состоянии.
Для работ по подготовке строительства дороги сформировали группу из 25 человек под командой старшины Николаева, старшего писаря из канцелярии госпиталя, выделили и одну полуторку. Дело в том, что заготавливать вблизи предполагаемого госпиталя, как это хотел сделать Сковорода, строительный материал — брёвна для лежневой дороги и мелкий лес для фашин — было нельзя. Медсанбат уходил, и нарушение целостности этого лесного массива его командира не беспокоило, а госпиталю следовало беречь каждое деревце, как предмет естественной маскировки.
Решили заготавливать и перевозить необходимый лесоматериал из мест, разбитых бомбами, находившихся в четырёх-пяти километрах от участка работы. Конечно, для перевозки леса нужен был транспорт.
Питание выделенной группы людей производилось в медсанбате, для чего Захаров доставил на пищеблок медсанбата необходимые продукты. Жила вся эта группа вместе с санитарами медсанбата.
В первые дни Алёшкин и Захаров по очереди проверяли, как идёт работа по строительству дороги, и были ею довольны. Один из выздоравливающих, взявший на себя техническое руководство процессом, сержант сапёрной роты Михайлов, разработал методику строительства, и при помощи того самого столяра-плотника Павлова, который в своё время был главным при изготовлении щитов для домиков, приступил к работе. Ознакомившись с планом, Борис его одобрил. Заключался он в следующем. Из мелких тонких осинок и берёз вязались пучки фашин толщиною 30–40 сантиметров (для такой вязки в распоряжении медсанбата имелся значительный запас проволоки от бывших телеграфных и высоковольтных проводов, подобранных ещё в период командования батальоном Алёшкиным). Эти фашины укладывались в три ряда вдоль на старую лежнёвку, и такой же проволокой прикреплялись к её брёвнам, уцелевшим при наводнении. Сверху на фашины, поперёк их укладывались брёвна новой лежнёвки, с двух сторон скрепляемые проволочной петлёй. Через каждые 15–20 штук этих брёвен в глубину болота забивалась длинная жердь — кол, достигавший плотного дна болота, поперечное бревно, также проволокой, приматывалось к нему. Работа была трудоёмкая, но зато дорога получалась, как считал Захаров, достаточно прочной.
По тому, как продвигалось дело, можно было надеяться, что к 5–6 ноября 1943 года дорога позволит медсанбату выехать, а госпиталю — начать занимать его территорию. Конечно, одновременно с восстановлением дороги Сковорода должен был подготавливать место своего нового расположения. Для этого ему пришлось выделить основные свои силы, поэтому на строительство дороги он направил всего около десяти человек.
Иногда, если бывала свободной от дежурства в операционной, с Борисом ездила Катя и, как правило, Джек. Оба они с удовольствием посещали медсанбат, где у них имелось много друзей и знакомых.
Шуйская, показав опытность и сноровку операционной сестры, очень быстро сдружилась в госпитале с медсёстрами и приобрела признание всех врачей, с которыми ей довелось работать. Сразу же её полюбила и старшая операционная сестра Антонина Кузьминична Журкина. Через две-три недели после прибытия Шуйской в госпиталь к ней стал очень хорошо относиться и замполит В. К. Павловский. Катя сразу же включилась и в комсомольскую работу, активно выполняя задания, поручаемые ей секретарём ячейки ВЛКСМ Ниной Куц. Шуйская умела неплохо петь и танцевать и сразу же включилась в художественную самодеятельность госпиталя, которой Павловский очень гордился, и не без основания — она считалась одной из лучших в армии.