По распоряжению начсанарма, Чистович с группой врачей и медсестёр, входящих в подразделение АРМУ, отзывался в распоряжение санотдела армии, и это сильно обеспокоило Бориса: как известно, операции на черепе ему самому раньше делать не приходилось, доктор Минаева тоже от них отказывалась. Единственный врач, который под руководством Чистовича работал как нейрохирург, была молоденькая Феофанова, и, откровенно говоря, Алёшкин не особенно полагался на её умение и опыт. Впоследствии оказалось, что он ошибся, и Феофанова отлично справлялась с довольно сложными операциями на черепе, необходимыми в условиях хирургического полевого госпиталя. В особенно сложных случаях раненые без обработки отправлялись во фронтовые госпитали. Между прочим, так делалось и раньше.
Знаменитый автобус ЗИС-16, самый громоздкий и самый старый, решено было не гонять по опасной дороге. Если бы он провалился на самодельной лежнёвке, то иначе как трактором его вытащить бы не удалось, и госпиталь оказался бы закупорен на своих холмах. В тот год осень затянулась, настоящих морозов всё ещё не было, и после того, как по отремонтированной лежнёвке транспорт медсанбата сделал не один рейс, вывозя своё имущество, гружёные машины госпиталя проезжали с большим трудом.
12 ноября, когда почти весь персонал и три четверти имущества госпиталя уже оказалось на новом месте, Алёшкин, явившись к начсанарму Склярову, доложил о завершении передислокации и готовности к приёму раненых. В санотделе ему сообщили новость, которая его несколько обескуражила. Во-первых, так как его госпиталь оказался самым ближайшим квалифицированным медицинским учреждением у передовой, а большинство медсанбатов в данный момент находились в полусвёрнутом состоянии, то не исключена возможность поступления к нему раненых прямо из полковых медпунктов. Следовательно, госпиталю придётся взять на себя функции медсанбата. Во-вторых, в связи с тем, что по решению Военного совета армии началась передислокация эвакопункта, в течение двух-трёх недель эвакуация раненых из госпиталя производиться не будет.
Сначала это второе известие не очень огорчило Алёшкина: последние дни в госпиталь поступало всего шесть-восемь человек в сутки, часть из них оказывались легкоранеными, а для них уже были созданы все условия, кроме того, они пополняли команду выздоравливающих и, следовательно, помогали персоналу. Но начсанарм заявил, что в самое ближайшее время ожидается усиление боевых действий на всём участке фронта, отделяющем коридор с железнодорожной веткой от остальной части территории Ленинградской области, занятой немцами. Эти бои местного значения ожидались довольно масштабными, естественно, потери будут большими. Госпиталь должен будет принимать раненых почти из всех соединений, входящих в состав армии. По расчётам санотдела, для того, чтобы справиться с этой задачей, ёмкость госпиталя вместо штатных двухсот коек следовало увеличить, по крайней мере, до восьмисот. Расширение необходимо было проводить одновременно с приёмом и обработкой большого ежесуточного поступления.
Алёшкин, вернувшись домой, как всегда делал в затруднительных случаях, собрал своих ближайших помощников и вместе с ними стал подсчитывать возможности госпиталя. К этому моменту госпиталь уже мог разместить до четырёхсот раненых, значит, следовало увеличить его ёмкость вдвое. Развернув две палатки ДПМ, находившиеся в резерве, и закончив установку оставленных медсанбатом щитовых сооружений, можно было поставить около двухсот коек. Не хватало ещё двухсот, для этого решили построить барак-полуземлянку. Нужны были новые площадки, тех, которые остались после медсанбата, не хватало. Пришлось вырубить некоторое количество больших деревьев, что в какой-то степени нарушало маскировку, но в то же время, эти вырубки помогли обеспечить лесоматериалом новое строительство. По предложению одного из санитаров (плотника), строили не из целых брёвен, а из плах. Он научил своих помощников, как при помощи клиньев колоть вдоль еловые брёвна, и это позволило сократить потребность в лесе в два раза.