Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 1

Эти слова начальника политотдела армии, кстати сказать, прибывшего на фронт совсем недавно, меньше месяца назад, были встречены гробовым молчанием: чуть ли не 80 % присутствовавших на совещании командиров, от занимающих самые высокие посты и до командиров полков и батальонов, имели подобные связи.

После окончания совещания, так сказать, в кулуарах, этот вопрос живо обсуждался всеми участниками совещания. Хотя многие говорили вслух, что вмешательство в их личную жизнь только ухудшит положение и может привести к большему разврату, однако, в прениях этого вопроса никто коснуться не посмел.

Но всё, что мы только что описали, происходило около двух недель тому назад, а накануне дня, когда вернулся Джек, пришёл приказ об откомандировании Екатерины Шуйской в госпиталь № 39. Вместо неё направлялась операционная сестра — женщина Неустроева, насколько было известно Борису.

Узнав об этом приказе, он понял, что здесь видна рука начсанарма Склярова. Зная, что госпитали стоят рядом, он и назначил перевод, который мог оказаться, по существу, фиктивным: работать обе сестры могли на новых местах, а жить «дома». Но ведь это пока госпитали стоят рядом, а если они будут далеко друг от друга? Вчера, когда начальник канцелярии, или как его чаще называли, начальник штаба, старший лейтенант Добин ознакомил его с приказом начсанарма, Борис понял, что начальник политотдела армии начинает действовать и что медлить нельзя. «Но как сказать об этом Кате? Поймёт ли она? Не подумает ли, что я просто хочу от неё отделаться, что она мне надоела?» — раздумывал Борис.

Между прочим, находясь в таком двойственном положении, Алёшкин всё же прекрасно сознавал всю некрасивость, всю действительную аморальность своего поведения. Он уже давно понял, что к Шуйской такого глубокого чувства, которое он испытывал к оставленной им в Александровке жене, у него нет. Да ведь та Катя была матерью трёх его дочерей, с ней, при её поддержке, он пережил тяжелейший период в своей жизни — исключение, и как он считал, совершенно неправильное, из партии! Только благодаря её самоотверженному труду он смог осуществить свою мечту — стать врачом, окончить институт, имея семью с тремя детьми! О том, чтобы оставить их и завести новую семью он и не думал.

А Катя, которая здесь, уже тоже была ему необходима. Её постоянная забота о всяких мелких житейских делах стала привычной, Бориса возбуждали её пылкие ласки, и, наконец, безупречная работа в операционной тоже стоила дорогого. Как же быть?

Сидя вместе с Катей на крыльце, он продолжал курить и, поглядывая на сидевшую рядом и о чём-то тоже задумавшуюся женщину, решил, не дожидаясь посещения госпиталя командующим и начсанармом, рассказать ей о полученном приказе. Почти одновременно они повернулись друг к другу. Она взглянула ему в глаза и сказала:

— Боренька, я знаю всё. Сегодня Шура Пашенцева (так звали медсестру — подругу Неустроева) пришла в наш госпиталь и сказала, что по приказу санотдела армии её переводят к нам, а меня на её место. Она сказала также, что этот перевод вызван тем, что она живёт с Неустроевым, а я с тобой. Таким образом командование армии хочет нас разлучить. Придётся подчиниться, конечно, только формально. Ведь не возьмёшь же ты её к себе в постель? Не посоветуешь мне лечь с Неустроевым? А такая «разлука», по моему мнению, — просто глупость! Что из того, что фармацевт Неустроева, Любка, в прошлом официантка столовой Военторга, обретается у него в госпитале, и он мучается, как бы устроить её жильё лучше, чем своё? А работница она никакая, в аптеке только и годится на то, чтобы посуду мыть. Все знают, что она живёт с генералом Зубовым, и тот чуть ли не каждый вечер присылает машину за ней. Пусть бы уж лучше и работала в своей столовой, пользы бы больше было! Ну а Дуся, перевязочная сестра? Тоже не меньше двух раз в неделю ездит в штаб армии к своему кавалеру — начальнику отдела горюче-смазочных материалов армии. Да и у нас разве можно «развести» Минаеву с Батюшковым, Феофанову с Лагунцовым? Да я тебе ещё пар двадцать назову! Глупо всё это! Что же они думают, я вот так, с переводом в другой госпиталь перестану с тобой встречаться? Да ни за что! Что я, дура какая, что ли? Дать тебе здесь другую завести — да ни в коем случае! Сейчас, пока госпитали рядом стоят, каждую ночь буду к тебе бегать, а когда будут не рядом, всё равно при каждой оказии стану к тебе приходить! Так что от меня не отвертишься, если будем живы, до конца войны! Ну, а тогда поезжай к своей семье. Я не посмею отобрать отца у троих детей и мужа у такой жены, как твоя. А я — что я? Сама на это пошла, меня никто не принуждал. Люблю я тебя, и ради этой любви, когда понадобится, забуду. Нет, не забуду: оставлю в покое и не напомню о себе. А сейчас пока время наше! Мы столько отдали работе сил — всё, что имеем, а если понадобится, то отдадим и жизнь. Мы имеем право на какое-то вознаграждение. Нет-нет, ни медали, ни ордена нам не заменят того чувства близости, нужности друг другу, которое мы с тобой испытываем оба.