Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 1

Тем временем Шуйская добежала до операционной, где Борис только что начал оперировать красноармейца, раненого в бедро. Она подошла к перегородке, отделявшей операционную от предоперационной, и тихонько позвала:

— Товарищ майор!

Надо сказать, что за всё время с Алёшкиным она на людях звала его или «товарищ майор», или, в крайнем случае, по имени-отчеству, как и многие другие.

Тот оглянулся, заметил её и, встревожившись, подошёл. Он знал, что в это время в госпитале её быть не должно.

— Что случилось, почему ты здесь?

— Ничего особенного… Я встретила Тынчерова и провела его в домик. Он сейчас там на балкончике сидит под охраной сторожей и тебя дожидается.

— А собаки?

— Его караулят, — рассмеялась Шуйская.

Но Борис испугался и рассердился:

— Что ты смеёшься, знаешь, как он может обидеться? А Игнатьич где?

— Конечно, на кухне.

— Ладно, чёрт с ним! Вот что, забеги на кухню, скажи поварам, чтобы какую-нибудь закуску получше приготовили, а Игнатьичу передай, чтобы взял в аптеке бутылку коньяку и шёл домой. Я через десять минут приду, придётся меня генералу подождать. Сейчас закончу обрабатывать этого бойца, — он кивнул головой на раненого, — ну, а гипс они уж сами наложат, хотя им и трудно приходится. Пашенцева — хорошая операционная сестра, но с гипсом обращаться совсем не умеет. Хорошо ещё, что раненых почти нет, а то бы засыпались. Ну ступай.

Обработав раненого, у которого оказался открытый оскольчатый перелом левого бедра, очистив рану, удалив из неё инородные тела, куски шинели, обмундирования, а также все нежизнеспособные ткани и, убедившись, что крупные сосуды надёжно перевязаны, Борис приказал забинтовать рану и наложить гипсовую повязку «с окном», чтобы можно было рану перевязывать. На всё это ушло, конечно, не десять минут, а добрых полчаса. Но вот, наконец, он сбросил маску, халат и, надев висевший в предоперационной китель, торопливо побежал домой.

Между тем дома у него происходило вот что. Выкурив подряд три папиросы, Тынчеров взглянул на часы и увидел, что он сидит здесь больше двадцати минут. Генерал решил выйти из домика, пройти к операционной и там, хоть издали, попрощаться с Алёшкиным. Он, конечно, ни минуты не сомневался в том, что младший лейтенант его поручение выполнила. Но едва он поднялся, как вместе с ним поднялись и обе собаки, до этого спокойно лежавшие в соседней комнатке около топчана на каком-то половичке.

Он сделал шаг к двери, ведущей в эту комнатку, собаки встали перед ним и довольно сердито зарычали. Поскольку они не залаяли, как это делают обыкновенно многие комнатные собачонки, а лишь зарычали, Тынчеров понял, что, если он сделает ещё хоть одно движение в сторону комнаты, псы бросятся на него. Он был слишком хорошим собачником, чтобы не понимать этого.

Заложник сел в кресло, а собаки как ни в чём не бывало улеглись на свои места и даже начали слегка постукивать хвостами по полу. Прошло ещё около четверти часа, как вдруг оба сторожа вскочили, стали прыгать около входной двери и как-то по-особому повизгивать. Почти вслед за этим в домик вошёл хозяин. Он прикрикнул на собак, отчего те, смущённо опустив головы и поджав хвосты, уныло поплелись в каморку Игнатьича, где и забрались под топчан. Борис, оправляя на ходу китель, направился к ожидавшему его генералу. Пожав протянутую руку, он довольно неуклюже начал оправдываться за своих псов. Тынчеров рассмеялся:

— Да-а, будь на моём месте Зубов, досталось бы тебе! Он собак не любит и боится. Да твои псы, кого хочешь испугают. Они и меня укротили, выйти не дали. А собаки замечательные, и где ты только их достал?

Алёшкин вкратце рассказал историю обеих собак и предложил генералу поужинать.

— Нет-нет, — ответил Тынчеров, — некогда! И так из-за твоих собак я на заседание Военного совета опаздываю. Я уезжаю, передай мою благодарность всем, кто за мной ухаживал, большое спасибо тебе лично. А наказать я тебя всё-таки хочу. Твоего Джека трогать не буду, я понимаю, как он тебе дорог, ну а вот с Сильвой тебе придётся расстаться. Я завтра за ней пришлю. Как хочешь, а я её заберу. Мне тоже хороший сторож нужен, а с тебя довольно и одного. Да ты не думай, я не даром у тебя собаку отбираю, я тебе за это свой приёмник оставляю.

Алёшкин, конечно, немедленно согласился. В глубине души он ожидал более серьёзного нагоняя. А держать двух собак было, конечно, накладно и канители больше.

Когда он сказал об этом Игнатьичу, тот возмутился:

— Как это так? Вот так, ни за что, ни про что отдай ему собаку? Что же, что он генерал, подумаешь тоже! Мы подобрали почти дохлую сучонку, сейчас из неё красавица-собака вышла, сколько я на неё труда положил, и вдруг на тебе — отдать!

Борис, выслушав возмущение старика, понял, что тот так возбуждённо говорил потому, что действительно много сил потратил на Сильву, но, в первую очередь, потому, что уже успел хватить выигранную им «наркомовскую порцию».