Необыкновенное обыкновенное чудо

Вместо послесловия была небольшая биография автора, явно написанная кем-то из близких знакомых. После пары предложений Нине показалось, будто пишут об уже умершем, такой был тон, и проскользнула маленькая мысль: издатель, конечно, знает о кардиологических проблемах писателя, издателю не нужны новые тексты – текстов достаточно, издатель ждет, чтобы автор наконец умер и дал выкристаллизоваться своему мифу. Потянулась, растрепала слишком спокойные волосы и выглянула в окно. Там ветер старательно раскачивал куст. По страницам прыгали солнечные пятна и зеленые тени листьев.

Посмотрела на дату рождения – да, Софи может воспринимать его как молодого человека, а для Нины он – дедуля. Все как должно быть. Родился в западной Белоруссии. Мать-одиночка, еврейка, отец неизвестен. Каким-то образом удавшийся отъезд из Советского Союза. Жизнь у старшего брата матери, еще до войны эмигрировавшего из (на тот момент) Польши в Швейцарию. Тяжелая адаптация. Конфликты с дядей. Проблемы в школе. Потом успехи. Отчисление с юридического факультета. Рок-тусовка. Алкоголь, марихуана. Нервные срывы. Физический труд. Первые публикации. Женщины. Первые серьезные отношения. Крах отношений.

Пролетев эту страницу, остановилась. Дальше читать не стала – и так все ясно.

Но что-то зацепило на странице, сначала не сообразила, посмотрела, случайный луч из окна на секунду ослепил, потом поняла, что зацепило: эта первая серьезная любовь, она была ее тезкой. «Нина была на семь лет старше Марко, но рядом с ним смотрелась девочкой. Ее, низенькую светлокожую блондинку, называли Цыпленком. Беременность Нины внесла разлад в отношения. Марко, стремившийся к прорыву в литературный мир, не мог взять на себя ответственность за семью. Гибель Нины от сепсиса в результате подпольного аборта отпечаталась на всем творчестве писателя».

Настоящая Нина болезненно передернула плечами и захлопнула книгу. Мысль о заражении крови испугала ее, она не хотела представлять, как это должно быть, и рассердилась на книгу и на незнакомого писателя. Поставила книгу на полку и, громко шлепая подошвами кедов, ушла в свои апартаменты – переодеться к йоге.

Хотя она спустилась раньше времени, инструктор Рената уже была на открытой террасе, где проводились занятия. Они поприветствовали друг друга, сложив руки у груди. Нина не захотела медитировать – она сказала, что прекрасно расслаблена, а солнце так хорошо выглядывает из-за горы, что лучше начать прямо с приветствия солнцу. Рената только на секунду отвела взгляд, потом согласилась. Нина стала на коврик лицом к востоку и выпрямила спину. Руки Ренаты легли ей на затылок и слегка потянули голову вверх. Это было приятное прикосновение. Нина прикрыла веки (но не до конца, так, что сквозь ресницы сквозило немного солнца) и попыталась ни о чем не думать. Попытка не думать, как всегда, обернулась ненужной мыслью. Нина подумала, что описание другой Нины, из биографии как-его-там писателя, подходит к ней самой, она сама похожа на цыпленка.

Рената заговорила о пране, которую нужно было вдыхать.

На следующий день за ужином Софи воскликнула:

– Ах вот и он, наш гений!

Нина обернулась, но через приоткрытую дверь в холл успела увидеть только быстрое отражение в зеркале: сначала тяжелая мужская фигура, потом лаковый синий чемодан на колесиках.

– Это и весь его багаж? – спросила у Софи, но Софи могла только пожать плечами – в этом движении бабулька на минуту стала похожа на смущенную девушку.

Неожиданно подала голос мадам Каспари:

– Его багаж в голове. Это один из редких людей, которые что-то несут с собой.

Дочка мадам Каспари молчала, но смотрела на Нину в упор, почти с осуждением, будто прочитала все книги писателя Марко и была согласна с матерью.

– Понятно, – весело отозвалась Нина, разрезая на своей тарелке тонкий листик гусиного филе в трюфельном соусе.

За завтраком Нина писателя не видела, не видела и в парке, который, против обыкновения, не покидала. Не видела за обедом. Только через сутки, за ужином, ей выпала честь познакомиться с Марко Счицевски.

Он выглядел на свой возраст или даже старше. Довольно грузный, с искусственной непринужденностью хромающий (уверен, что окружающие не замечают хромоты, подумала Нина), неровно, темно-седой. Некая остаточная привлекательность в нем была – то ли дело в глазах непривычного ярко-синего цвета, то ли в само́м сознании, что это не тихо спивающийся слесарь преклонного возраста, а литературная знаменитость. Когда он проходил за спиной Нины, она поморщилась от острого запаха одеколона, использованного без меры.