Необыкновенные приключения юных кубанцев

- Напейся из ведра, Машка не брезгливая. Она уже в сарае?

- Ага, - переведя дух, подтвердил, напившись. - Вырвалась и галопом в холодок. А ты здря меня не послушалась!

- Правильно не "зд-ря", а "зря", - поправила она произношение. - Если ты насчет длинного рукава, то не беспокойся: прихватила и себе, и для тебя. Держи, - передала хозяйственную сумку. - Напою дерезу - и бежим.

- Мама знает, куда ты и с кем?

- Ее нет дома, а дедушка разрешил и даже похвалил.

- Я заскочу к нему на секунду, - предупредил Андрей, но в это время тот сам показался из сеней; подслеповато щурясь, приблизился.

- Здрасьте, деда! - первым поздоровался гость.

- Это ты, Андрюшка... А я сразу не понял, о каком Андроне речь. Тебя и не признать - так загорел да возмужал. Здравствуй, - подал он руку - Отчего не заходите?

Годы-невзгоды густо посеребрили голову, оставив нетронутыми лишь густые брови, из-под которых все еще молодо улыбались добрые голубые глаза. Под этим сызмалу знакомым взглядом Андрею стало неловко: вспомнил, что давно собирался, да так и не удосужился навестить уважаемого человека.

У старика было довольно необычное имя - Готлоб. Взрослые добавляли к нему слово "дед", а мальчишки звали просто Деда. От родителей Андрей знал, что Деда с дочерью, зятем и внуком Рудиком живет на хуторе Дальнем со дня основания здесь лет двенадцать тому назад его южной окраины. Эта смешанная (отец у Рудика русский), но очень дружная семья в числе других переселенцев из Ставрополья прибыла на Кубань накануне коллективизации. Вместе с казачьей беднотой создавали колхоз, назвав его "Путь вперед". Жизнь поначалу не заладилась: страшная голодовка 1933 года унесла многие жизни, особенно детские. Андрею, Рудику и еще четверым их сверстникам суждено было выжить.

Перед войной Деда несколько лет сторожил колхозный сад, и ребятам дозволялось приходить сюда "помогать". Веселое, счастливое было время! Фрукты, ягоды с весны и до поздней осени - ешь хоть лопни. А что за удовольствие носиться в догонялки, по-обезьяньи сигая со ствола на ствол, с ветки на ветку в высоких густых фундуках!

И после дружба его с ребятами не прекращалась: располагая свободным временем пенсионера, мастерил ребятам ивовые кубышки для рыбалки в лимане, раколовки (ерик кишел раками), научил многих вязать сетки. Если добавить к сказанному, что Деда любил ребят наравне с родным внуком, станет понятно, почему гость чувствовал себя смущенным.

- Собирались, Деда, да все как-то... - произнес он виновато.

- А я, признаться, по вас крепко соскучился...

- Дедушка, мы, может, задержимся, - вернулась с пустым ведром Марта, так ты скажи маме, пусть не беспокоится, ладно?

- Скажу обязательно. Желаю успеха!

Последние слова сказаны были вдогонку, и ребята скрылись за калиткой. Сразу за нею - неширокая пыльная дорога вдоль всего хутора, за нею доцветающее подсолнуховое поле, за которым в плавнях - в камыши или даже в воду плеса - опустился на парашюте летчик. Жив ли еще? ранен и куда именно? эти и другие вопросы волновали и тревожили обоих спасателей.

- Лиман - это далеко отсюда? - поинтересовалась Марта.

- С километр, не меньше. Токо вот где он приводнился...

- Хорошо, если б не приводнился, а приземлился бы на берегу.

- Рад бы ошибиться, да токо навряд: слишком хорошо знакомы эти места.

Сразу за двором, где дорога свернула в сторону балки, слева показался в подсолнухах проезд. Неширокий, но достаточно наторен: по весне возили сено. А прошлой ночью по нему протопало немало ботинок и конских копыт, которые основательно прибили сорную растительность. Свернув в него, Андрей предложил:

- Не возражаешь, если пробежимся? Хуть мы и сэкономили время, а чем скорее начнем искать, тем лучше.

Какое-то время она бежала с ним наравне, но недолго. Заметив, что отстает, притормозил и он.

- Ты че, уже и выдохлась? Дай руку, - предложил помощь.

- Не могу больше, сердце выскакивает... немножко передохнем.

Видя, что она и впрямь еле переводит дух, недовольства высказывать не стал, только заметил:

- А мне хуть бы что.

Зашагал рядом, помахивая сумкой и поглядывая в ее сторону. Марта, расстегнув спереди платья несколько пуговиц, подула в пазуху, достала оттуда носовой платок ("карман там у нее, что ли? "- подумал он) и стала промокать обильно выступившие росинки на разгоряченном лице.

Идти молча было как-то неприлично, но Андрей решительно не знал, о чем можно говорить с незнакомой девчонкой; молчала и она, тоже, возможно, находясь в подобном затруднении. Наконец, ему пришла на память сценка в терновничке, и он сказал:

- Петух у деда красивый... Ты заметила?

- Конечно! Тебе он тоже нравится? - оживилась она.