Необыкновенные приключения капитана Шпарина

Ляхов привез друзей-товарищей. Берёзкин и Рябинин. Музыканты. Лабают в ресторане. Рябинин на фортепианах, Берёзкин на контрабасе. Лица вроде знакомые. Сели, поговорили. Ипподром или Главное Казначейство! Видимо прорабатывали давно. В Казначействе ожидается поступление крупной суммы новой валюты. У Рябинина там свояк. Придется брать в долю. Я склоняюсь к Ипподрому. Друзья запросили сорок процентов. Счаз-з вам. Договорились на двадцать.

Доллар полез вверх. Торгуют по десять за деревянный. Терпимо. Хорошо не пожгли баксы.

Лежал и думал, откуда Додоня притащил тесаки в ножнах. Оружие острое, как лезвие бритвы, не тупится, и старинное. Завтра учиню допрос.

Ночь выдалась мрачной. Не спалось. Смотрел на белую Луну и наслаждался тихой печалью. Ровно в двенадцать Луна зависла над третьим кипарисом от опушки, мигнула, блеснула и заголубела. Подозрения укрепляются. Еще один портал? Заинтересовался, взял фонарь и пошел смотреть. Точно! Пять шагов на Север от кипариса и ты в другом мире. Кротовая нора узкая, еле продрался. Постоял, посмотрел. Новый мир кинул в лицо охапку снега. Метель. Тут зима. Жуть. Быстренько вернулся назад.

Завтра едем на рекогносцировку в город. Голоса в голове наперебой ехать не советуют. Нет наркоте! Если не вернусь, не считай меня гадом!..».

На этом записи обрывались.

«Не считай меня гадом!». Это мне. Неужели он был у меня дома? Нет. Написано — голубые ставни. У меня ставен нет, рамы белые и крыша коричневая….».

Шпарин вернул «дневник» в секретер, умылся, надел чёрный спортивный костюм с конскими головами, спустился вниз и вышел во двор.

В беседке на дубовом столе серебряные тарелки: пустые, с хлебом, салатница с салатом из помидоров-огурцов и скворчащая салом здоровенная чугунная сковородка. Жёлтые салфетки в граненом стакане. Бутылка водки «Глобарёвская», стаканы, серебряные вилки, столовые ножи и большая ложка.

— Сало с утра? — Шпарин перебросил нож из руки в руку.

— С утра водка? — Стасик подбросил вилку, не поймал и полез под стол.

— Не успел вчера борщечка сварить, — проворчал Додоня. — Забили голову ваши подружки.

— День-деньской, — недовольно сказал Маралов, отбирая у мальчишки вилку. — Дело к обеду. Долго спишь. Заждались. Петенька, принеси дополнительные столовые приборы. Эти, новые, с вензелями. Руки помыл?

— Дополнительные столовые приборы, — весело повторил Шпарин, отбирая вилку у Маралова. — С вензелями? На серебре жрем-с?

— Одиннадцать часов, — сказал Додоня, направляясь в дом. — Только что последний петух у соседей прокукарекал.

Шпарин воткнул вилку в салат и обернулся на повизгивание.

— Что за животное?

В дальнем углу лужайки — грядки с морковкой, заросли клубники, у высоких кустов с помидорами стояла чёрная тушка, привязанная проволокой к металлической ограде.

— Муфлончик. Намедни поймал… — возвращаясь с горкой серебряных тарелок в руках, мечтательно произнес Додоня. — Вчера целая стая гуляла по улице. Вылезли из леса и болтались по поселку.

— И как же ты его поймал?

— Как всегда. Запросто. Приманил морковкой.

— Шашлычок, — сказал Стасик.

— Муфлончики не разговорчивые, — Додоня расставлял тарелки, раскладывал вилки и ножи. — Глупые. Не делятся мыслями. Когда мы их бывало на Базе свежевали — ни один не пикнул.

— Раз на раз не приходится, а часто свежевали?

— Разов много было, — Додоня поднял глаза к небу. — Не упомню.

— Нет на вас «общества защиты животных». Я, наверно, больше сала не буду есть.

— Поспорим, дядя Миша?

— Буду, буду, — Шпарин направился к ограде. Обошел грядки с морковкой, делянку клубники, отвязал животное и поддал под зад:

— Не вздумай что-нибудь хрюкнуть. Откройте зверю калитку.

— Миша, какой-то ты потерянный стал, друг мой незабвенный. Грусть-печаль в глазах твоих невыносимая. Устал, бедный, устал. Доведут тебя телки.

Маралов колюче глянул в глаза Шпарина, неожиданно протянул руку и поводил ладонью по щеке. Погладил по спине.

Шпарин, отстраняясь, дернул плечом.

— Обалдел, колдун! Может поцелуемся?

— Холодильник забит водкой, — доложил Додоня. — Сергей Николаич запасся, вас ожидаючи. Напиток охлажден до нормы.

— Всё есть. Не хватает женского общества, — проворчал Маралов. — Не хватает визгов, писков и стенаний.

— Тьфу, — сказал Шпарин.

— Не тьфу, — сказал Стасик. — А очень верная мысль.

— Приступим, — Шпарин наложил в тарелку салата и подцепил кусок сала.

— Приступим, — Маралов схватился за бутылку. — Водочки?

— Без водочки.

— Ну, как знаешь.

Обед прошел в тишине, прерываемой стуком вилок. Шпарин разглядывал Маралова, Додоню, дом. Экстрасенс ел важно и сосредоточено. Жевал медленно. Салат разгребал большой серебряной ложкой, брезгливо отодвигая кольца лука, выуживал помидоры и переносил на тарелку. Куски сала с мясными прожилками со сковородки переносил с помощью ножа и вилки, и резал их на совсем мелкие кусочки. Аккуратно подносил ко рту и часто, комкая салфетки, вытирал уголки рта.

— Что важничаешь, Сергей Николаевич?

— Я не важничаю, я вкушаю, — Маралов остановил вилку и строго посмотрел на Шпарина.

— Все! Насытился. Спасибо, Петя! — сказал Шпарин, сьезжая вбок по скамейке от стола.