Необыкновенные приключения Карика и Вали

— Видишь ли, — сказал он, как-то особенно покашливая, — сейчас это, пожалуй, бесполезно: мы ведь с тобою не знаем даже, на какую энотеру залезла Валя. Это во-первых. Но допустим, что мы и найдем эту энотеру. Найдем, допустим, даже цветок, в котором Валя сидит. А как мы освободим ее? К сожалению, освободить ее мы все равно не сумеем. У нас просто не хватит силы, чтобы раздвинуть лепестки энотеры. Это во-вторых.

— А в-третьих, Валька там не задохнется? — спросил Карик.

— Не задохнется. Цветок большой, просторный. Подождем до вечера, он сам откроется.

— Вот странный цветок, — сказал недовольно Карик. — Другие цветы открываются по утрам, а этот почему-то вечером.

— Заморский гость. Чужестранец. Прибыл к нам из Америки и живет по старой, американской привычке.

Карик недоверчиво улыбнулся.

— Я не шучу, — серьезно сказал Иван Гермогенович, — энотеру привезли из Виргинии. Лет триста назад ее семена прислали в Европу для ботаника Каспара Богена. И вот за триста лет энотера перешла через Италию, Францию, Германию, Польшу и, наконец, появилась у нас… А в наши дни по песчаным берегам многих рек энотеру-иностранку встречают теперь гораздо чаще, чем другие, местные растения.

— Но вечером она обязательно откроется?

— Безусловно. Каждый вечер цветы энотеры обязательно распускаются и стоят открытыми всю ночь, а рано утром закрываются снова. Недаром ее прозвали “ночная свечка”! Однако, мой друг, что же нам делать? Сидеть и ждать?

— Не обязательно ждать. Можно поесть что-нибудь, — неуверенно предложил Карик. — Тут не найдется хорошего завтрака?

— Ну, пищи тут сколько угодно. Ты что хотел бы?

— Что-нибудь такое же вкусное, как торт пчелы Андреевны.

— Андрены! — поправил Иван Гермогенович. — Но мы найдем что-нибудь и повкуснее. Ты слышишь, как гудят у мыска реки пчелы? Пойдем туда. Там должны быть цветы, а где цветы — там теперь и наша пища.

Профессор не ошибся.

Лишь только они перевалили через холмы, как увидели внизу, в долине, огромные деревья, которые торчали то тут, то там. Вершины деревьев гнулись под тяжестью лиловых цветов.

Иван Гермогенович подошел к одинокому дереву, осыпанному цветами, залез на него и крикнул сверху:

— Стой на месте!

Он забрался в цветок и принялся за какую-то сложную работу.

Карик стоял внизу.

Он видел мелькающую в зеленой листве обожженную солнцем красную спину Ивана Гермогеновича. Профессор работал, широко расставив локти; локти его то поднимались, то опускались, точно поршни машины.

Карик вспомнил маму. Вот так же на кухне она месила тесто.

— Эгей! — крикнул Иван Гермогенович, повертываясь лицом к Карику. — Лови свежие булки!

По листьям забарабанили круглые колобки. Подпрыгивая, они покатились по земле.

Подняв один колобок, Карик откусил от него кусочек.

— Ну как? — спросил сверху профессор. Колобок был душистый и такой же вкусный, как тесто пчелы андрены.

— Это из пыльцы и меда? — спросил Карик.

— Да, это из пыльцы и нектара. Нравится?

— Очень вкусно. Как вы их там делаете?

— А просто насыпаю в нектар пыльцу и начинаю месить, как тесто.

Колобки сыпались на землю, точно осенние яблоки с дерева.

Карик подбирал их, складывал в кучки.

Наконец профессор слез с дерева, сел на землю и, выбрав колобок покрупнее, сразу откусил половину.

— А ведь не плохая у нас, в сущности, жизнь! — дружески подмигнул Иван Гермогенович Карику.

— Да, — согласился Карик, — жить тут можно, но все-таки… — Он вздохнул и замолчал.

— Ну, ну, — сказал Иван Гермогенович, — ничего. Вернемся домой, и все будет хорошо.

Профессор встал:

— Хотя до вечера и далеко еще, но мы не должны уходить от энотеровой рощи. Пойдем-ка туда, сядем и будем ждать Валю. Забирай колобки. Я думаю, они ей понравятся.

— И я так думаю, — кивнул головою Карик. — Она, бедняжка, ведь целый день ничего не ела. Ей теперь все понравится.

— Это хорошо, — задумчиво сказал Иван Гермогенович, — но как мы понесем колобки? Без корзины, пожалуй, не много захватишь… Вот что, Друг мой, ты посиди немного, а я поищу корзинку.

Он посмотрел вправо, влево, подошел к большим бурым кучам, которые виднелись на берегу реки. Наклонившись над одной из них, Иван Гермогенович поковырял ее щепочкой.

— Прекрасно, — сказал он. — Кажется, это как раз то, что нам с тобою нужно.

И профессор принялся разгребать кучу.

— Ну-ка, дружок, прополощи вот эту штуку, — протянул он Карику большой комок грязи.

Карик взял его и, стараясь держать подальше от себя, чтобы не запачкаться, побежал к реке.

Он вошел по колени в воду и спустил находку профессора в реку.

Вода замутилась. Грязь таяла, как кусок масла на раскаленной сковороде. И вдруг что-то белое блеснуло под слоем грязи. Карик стал соскабливать ее и неожиданно нащупал в густой, липкой грязи твердую, хотя и очень тонкую, ручку.

— Кажется, в самом деле корзинка! — удивился он.

А когда сильные струи воды начисто смыли грязь, в руках Карика оказалась корзинка необыкновенной красоты.

Он поднял ее за ручку, поднес к самым глазам и минуту стоял, рассматривая с удивлением узорчатые решетки, которые, казалось, были выточены из слоновой кости.