Как появилась на стене фанерного ящика эта бабочка –
жительница теплых стран, об этом профессор сейчас не думал. В его богатой коллекции отряд бабочек семейства молей представляли застывшие навечно на булавках под стеклом ковровая моль, меховая моль, волосяная, зерновая, вишневая, боярышниковая, лопушниковая и полевая моль, но в этой коллекции не было оливковой моли – экофоры. И теперь она будет! Только бы не упустить ее, и тогда коллекция молей у профессора будет полной.
– Да погоди же ты, – уговаривал Иван Гермогенович экофору, которая таскала его по земле, била крылышками, брыкала ногами, всячески пытаясь освободиться. – Ай какая ты! Да перестань же, перестань! Как не стыдно брыкаться. Все равно же я тебя не выпущу!
Пока Иван Гермогенович боролся с оливковой экофорой, Карик и Валя пробрались в правый угол ящика, где стояла коробочка с увеличительным порошком.
Постепенно глаза их привыкли к полумраку. Они разглядели пустую комнату с голыми стенами. Сквозь круглое окошко падал на пол косой солнечный луч. Золотая пыль кружилась в солнечном свете, и луч казался живой дорогой.
– А здесь очень весело. Правда, Карик? – сказала Валя, оглядываясь.
Карик, не отвечая, шагнул в угол, где стояла огромная, как сундук, белая коробка, накрытая толстым листом пергамента.
– Вот она! – сказал Карик.
Он взобрался на край коробки, побарабанил босыми пятками по стенкам и протянул Вале руку.
– Лезь сюда! Давай!
Валя вскарабкалась наверх и села рядом с Кариком.
Карик поднатужился и сдвинул с коробки пергаментную крышку.
– Ешь! Увеличивайся! – сказал он, склоняясь над коробкой.
– А разве мы не будем ждать Ивана Гермогеновича?
– Нет. . И знаешь что? Давай увеличимся раньше его.
Подумай, как это будет интересно. Мы уже большие, а он еще маленький.
– Ладно! Согласна! – сказала Валя.
Проворно сунув руку под пергамент, она достала полную пригоршню блестящего, как бертолетовая соль, порошка.
Она поднесла ладонь ко рту, открыла рот и вдруг, опустив руки, повернулась к Карику:
– А сколько его надо съесть, чтобы увеличиться?
– Ешь больше!
– Ну, а если мы вырастем очень большие.. Не очень-то ведь приятно быть девочкой с каланчу ростом.
– Ничего, ешь! – спокойно ответил Карик. – Если перерастешь лишнее, – уменьшительной жидкости выпьешь и подравняешься. Вот и все. Смотри, как я ем. Вот так.
И Карик высыпал в рот целую пригоршню порошка:
– Готово!
Валя проглотила порошок и сказала, морщась:
– Уменьшительная жидкость вкуснее. .
– Нет, и порошок тоже ничего... Кисленький.
Карик спрыгнул на пол и дернул Валю за ногу:
– Теперь бежим скорей отсюда.
– Почему? – спросила Валя.
– Да потому, что сейчас нам тесно здесь станет.
– Почему тесно?
– Почему, почему? – рассердился Карик. – Да потому, что мы будем превращаться в больших людей... Пон... Ой!
– вскрикнул Карик, прикусив язык.
Голова его стукнулась о потолок. Раздался громкий треск, ящик развалился. Яркий дневной свет ослепил Карика. Он зажмурился, протер глаза и снова открыл их. Перед ним стояла Валя..
Она ничуть не изменилась. Зато все вокруг стало совсем другим: зеленые джунгли превратились в самую обыкновенную траву. На траве лежал тонкий шест с красной, выцветшей на солнце тряпкой; комары опять стали комарами.
– Как хорошо! – сказала Валя. – Подумай только, уж теперь-то комара не надо бояться.. Вот хлопну ладонью –
его и нет.
– Погоди, – перебил ее Карик озабоченно, – а где же коробка с порошком?
Они посмотрели под ноги.
На траве валялись обломки фанерного ящика. Среди этих обломков лежала перевернутая коробочка, а рядом с ней – крошечный пергаментный листик. Ветер разносил по траве легкую белую пыль.
– Это же увеличительный порошок! – испуганно закричал Карик, бросаясь ловить пыль.
Но было поздно.
– Что же теперь будет? – с тревогою спросила Валя. –
Значит, Иван Гермогенович останется теперь навсегда маленьким? А может быть, мы его уже раздавили?
– А ты не суетись! – прикрикнул на нее Карик. – Чего доброго, ты и в самом деле раздавишь.
Валя застыла на месте, а Карик, присев на корточки, принялся прочесывать растопыренными пальцами, точно гребнями, прохладную траву. Но все было напрасно.
– Карик, – сказала Валя, – он же здесь где-то, и, наверное, слышит нас. Пусть он сам выходит.
– Да, да, – согласился Карик.
Он нашел среди обломков ящика маленькую, гладкую дощечку, смахнул с нее соринки и, положив на ровное место, сказал негромко, но внятно:
– Иван Гермогенович. Вы слышите нас? Выходите на эту площадку. Вот на эту, – постучал Карик пальцем по дощечке. – Не бойтесь. Мы не пошевельнемся.
Прошло несколько минут. Ребята сидели неподвижно на корточках и, склонив головы, смотрели на дощечку.
И вдруг на желтой фанере появилась какая-то мошка.
– Он! – задышала Валя.
– Постой, – прошептал Карик. – Не сопи, как паровоз.
Ты же сдунешь его с дощечки.
Сдерживая дыхание, Карик еще ниже наклонился над дощечкой.
Прищурив один глаз, он стал пристально рассматривать крошечное существо, которое бегало взад и вперед по краю дощечки.
– Он! Наш Иван Гермогенович! – сказал Карик, прикрывая ладонью рот.