— Предатель?.. А кого же он предал? Бьюсь об заклад, это он рассказал управляющему о нашей тайне.
— Да.
— А что стало с управляющим?
Знаток кураре тихо засмеялся, ничего не ответил, и в свою очередь сам задал вопрос:
— Могу я видеть Синего человека?
— Он очень болен. Смотри! Вон там, в гамаке под навесом. С ним сейчас Ивон.
Услыхав, что Лазурный Бог болен, Генипа сорвался с места и кинулся к гамаку, где метался в лихорадке его друг.
При неожиданном появлении индейца юнга радостно вскрикнул и протянул к нему руки.
Услышав шум, полусонный Феликс приоткрыл глаза, поднял голову и, узнав вождя, улыбнулся.
— А! Хозяин, — сказал Знаток кураре, — я пришел вовремя. Ты еще жив.
— Но, дорогой мой, я вовсе и не собирался умирать, хотя климат в твоей чертовой стране действительно для меня не годится.
— Страна не виновата. Не она сделала тебя больным.
— А кто же, по-твоему?
— Бледнолицый, злой бледнолицый. Он околдовал тебя.
— Какой еще бледнолицый? О чем ты?
— Управляющий… враг… вор… Но будь спокоен! Я за тебя отомстил…
— Каким образом? — спросил парижанин, невольно улыбаясь наивности краснокожего.
— Увидишь. Я принес тебе талисманnote 406. Это всемогущий талисман.
— Дорогой мой, смелый, отважный Генипа! Ты самый добрый из всех, кого знаю. Когда ты так внезапно покинул нас, я думал, что никогда больше тебя не увижу. Ты себе представить не можешь, какая радость для меня твое возвращение!
Знаток кураре был невыразимо счастлив и горд. Сам Синий человек говорил ему такие слова. Генипа подал знак одному из паталосов, по-прежнему толпившихся вокруг Беника.
Индеец быстро подошел к вождю, стараясь удерживать равновесие. Это было не просто, ибо на голове он нес одну из тех огромных плетеных корзин, которые в этих местах называют пагара.
Носильщик торжественно вручил корзину Генипе, который открыл ее и вынул оттуда завязанный веревочкой пакет.
Внутри первого пакета, помятого и уже вскрытого кем-то, оказался второй, точь-в-точь такой же, за ним третий, потом четвертый.
— Ох! Ох! — успевал только охать бакалейщик. — Там должно быть нечто очень серьезное, если вы завернули его в четыре слоя.
Индеец не отреагировал на шутку. У него был вид человека, хорошо знающего, что ему надлежит делать. Наконец он добрался до пятого конверта, обвязанного, как и все предыдущие, веревочкой, развернул его, разгладил и поднес к глазам больного. Тот был заинтригован, однако относился ко всему скептическиnote 407. Так часто бывает, когда не знаешь, с чем имеешь дело.
Феликс увидел маленький голубой камешек неправильной формы, но гладко отшлифованный, затем голубоватый лоскутик, с виду напоминающий пергамент, и два белых кусочка странного оттенка, округлой формы, с неровными углублениями.
— Это лекарства, не правда ли? — спросил Оберген, стараясь говорить так, как обычно говорят с ребенком, не желая оскорбить его наивную серьезность.
— Это всемогущий талисман. Он вылечит тебя, — последовал таинственный ответ.
— Его надо съесть или просто носить с собой?
— Ты повесишь его на шею вот в этом мешочке.
— Он поможет мне снова стать белым?.. И лихорадка пройдет?.. И я не буду больше дышать так тяжело, как будто бы бежал целый час?
— Обещаю тебе это!
— Ну что ж! Хорошо бы. Но можешь ты мне, по крайней мере, сказать, что это такое?
— Конечно! Смотри.
— Черт возьми! — Парижанин покривился. — Какой отвратительный запах…
— Этот голубой камень я достал из желудка змеи.
— Неужели! Здорово… Такое и вправду попадается в змеиных желудках?
— Знаток кураре никогда не лжет.
— Но эта змея, должно быть, очень ядовита. Ты рисковал. Ведь она могла укусить тебя.
— Меня не берет змеиный яд.
— Ах да! Ты как-то рассказывал мне об этом. А что это за кожа, чья она? Не могу понять, какому животному она принадлежит.
— Кожа… Я срезал ее со щеки второго Синего человека, вождя паталосов.
— Господи! — в испуге вскричал Феликс. — Ты говоришь о Синем человеке? Что это значит?
— Вождь паталосов предал! Он открыл белым тайну желтой земли. Я убил его.
— Боже мой! Что за ужасы ты рассказываешь!
— Так оно и было. Он предал, а я его убил.
— Но это отвратительно!..
— Предавать тебя? — спросил краснокожий с невероятным простодушием.
— Да нет, убивать отвратительно…
— Хозяин! Ты болен и не знаешь, что говоришь. Ты спрашивал меня, хотел знать. Так вот, что касается этих двух ушей…
— Как? Теперь еще и уши?..
— Да! Они принадлежали врагу, бледнолицему, который обокрал тебя.
— Управляющему? Ты и его убил?