Необыкновенные собеседники

Враг силился преградить путь нефти в Москву из Баку и Грозного. И в Башкирии рождается второе Баку. Белорусы, покидая свои колхозы, сжигали урожаи сахарной свеклы. Но в Казахстане ширятся свекловичные плантации. За Белоруссию!

Ты хочешь знать, что происходит в России, норвежец? Слушай.

В мартеновском цехе завода в уральском городе Кушве потребовалось срочно сменить деталь докрасна раскаленного ковша. Ковш перед этим был наполнен расплавленной массой металла. Четыре часа, по крайней мере, надо было прождать, прежде чем этот громадный ковш остынет и человек сможет влезть и сменить деталь. Но четыре часа в эпоху войны — это то же, что недели, месяцы мирного времени. И каменщик Красиков вошел в раскаленный ковш, не дожидаясь, когда раскаленное железо остынет. Красикова обливали водой из шлангов, вода вскипала на нем. Обжигая волосы, руки, рискуя жизнью, он так быстро сменил деталь, что плавка металла не задержалась. Он понимал, что рискует жизнью. Но разве смертельная опасность останавливает на фронте солдата? Вот как в эти дни живет Россия, норвежец!

В Норвегии нас слушали в фискеверах — маленьких рыболовецких портах. Их очень много в Норвегии — в укромных местах на шхерах. Все фискеверы связаны один с другим автоматическими телефонами. Идет рыба, и телефон опережает движение рыбы — звонят по всему побережью: рыба идет!

Автоматический телефон фискеверов помогал движению Сопротивления в Норвегии. Чуть где показывалось нацистское судно — звонили из одного фискевера в другой. И новости передавали по телефону. Разумеется, телефонный разговор происходил не на языке всем понятном. Говорили на языке, который, кроме рыбаков, не понимает никто. С древних времен у обитателей Лофотен, Вестфиорда, Вестеролена существовало поверье: для морских духов нет ничего нестерпимей обыкновенного норвежского языка. И если слышат его, то разгоняют всю рыбу. Чтобы не злить своенравных духов, норвежские рыбаки в море говорили на особом рыболовецком жаргоне. В морских духов давно перестали верить. Но в дни войны эпидемия суеверия стремительно распространялась по фискеверам. Рыболовецкий жаргон возродился вдруг на всем побережье. Освоили его даже те, кто недавно еще насмехался над суеверными стариками. На этом «суеверном» жаргоне и передавали по автоматическому телефону с фискевера на фискевер то, что удавалось услышать по радио Москвы или Лондона...

Переводились на «жаргон» и наши московские передачи.

О невидимые мои собеседники в фискеверах! Если б я мог представить себе вас в те ночи воздушных тревог, когда торопился писать тексты радиопередачи па Норвегию!

Двадцать лет минуло после войны — и только тогда стали доходить до нас некоторые, немногие имена невидимых собеседников наших во дни войны. О норвежских слушателях мы узнали больше, чем о других,— может быть, потому, что вышли в свет «Норвежские были» — книга маленьких документальных свидетельств советских военнопленных в Норвегии и норвежских участников Сопротивления. Так стало известно имя (но не фамилия) девушки Анны-Мари, медицинской сестры из госпиталя в городе Буде. Врачи и сестры этого провинциального госпиталя просили у начальника конвоя, сопровождавшего советских военнопленных, отпустить в госпиталь поработать несколько русских. И когда начальник их отпускал, норвежцы подкармливали их, снабжали продуктами для товарищей, а главное, сообщали им новости из Москвы. Медицинская сестра Анна-Мари была среди этих благородных норвежцев. Она знала русский язык и тайно слушала «Голос Москвы».

Алекс Краг, участник Сопротивления, рассказал, как в пещере на обрывистом берегу Глоппенфиорда, метрах в трехстах над водой, он жил вместе с четырьмя советскими военнопленными — беглецами из фашистского лагеря — Николаем Чечулиным, Яковом Потаповым, Филиппом Спицыным и Андреем Могилой. Тридцать норвежцев были посвящены в тайну «пещерных жителей» и снабжали их одеждой и пищей. Они настлали бревна на каменный пол пещеры, доставили беглецам лампу с рефлектором и радиоприемник. И в пещере над Глоп-пенфиордом раз в сутки звучал наш «Голос Москвы»...

Может быть, в эту пещеру донеслась и моя передача, которую я назвал «Германский солдат спрашивает: «Где же конец?» Это была передача на все оккупированные страны Европы, потому что тема ее касалась всех. Она вся была посвящена одной только фразе из статьи органа Гиммлера «Шварце корне»: «Воюя на Западе, наши солдаты имели беззаботный вид, теперь же (на Востоке) германский солдат узнал, что такое настоящая война...»

Партия советских военнопленных из лагеря Лиллехаммер работала на складе маленькой станции Гьевик. Бывший военнопленный Анатолий Сивов, шофер из деревни Репинка Калининской области, вспоминает в тех же «Норвежских былях»: «Однажды на перроне вокзала военнопленные увидели девочку. Перебежав переходной мостик над рельсами, она положила сверток с продуктами возле склада». Почти каждый день она