Необыкновенный консилиум. Рассказы о профессии врача

Пришлось объяснить ему, что чернила не нужны. Доктор
пожал плечами, вынул из чемоданчика узкий хрустящий бланк. Задумался на минутку, потом быстро написал по-латыни несколько строк.
Это был рецепт.
Я прочёл:
«Возьми лист наперстянки, разотри в порошок. Отвесь пять сотых грамма, смешай с сахаром. Назначь: по одному порошку перед едой трижды в день».

Глава 5 ПРИВЕТ
ОТ ДОКТОРА ЭМПЕДОКЛА

И они ушли, мои удивительные собратья. Вернулись к себе домой, в далёкие времена, в пожелтелые книжки, где когда-то я прочитал о великом и поучительном прошлом медицинской науки.
Науки?
Но можно ли всерьёз называть наукой то, что я услыхал от них? И какая же это наука, скажете вы, если один говорит одно, другой — другое. А воз, выражаясь фигурально, и ныне там.
Меня всегда занимал один вопрос.
Искусство врачевания возникло в доисторические времена; оно такое же древнее, как искусство охотиться на зверей и готовить на огне пищу. Но ведь подлинно научная медицина возникла недавно. Ещё несколько столетий назад врачи буквально бродили в потёмках. Им неизвестны были причины болезней. Они не знали многих лекарств. Как же они лечили? Как они вообще могли считаться врачами?
И не просто врачами. Во все времена существовали люди, которые пользовались репутацией всемогущих целителей. Молва о них гремела по всей земле, их боготворили, им поклонялись, как сверхъестественным существам.
Вот послушайте:
«Привет вам! Я для вас уже не человек, а бессмертный бог. Я шествую в венке, с почётной перевязью и, входя в ваши цветущие города, принимаю поклонение тысяч мужчин и женщин. Они бегут за мной, спрашивая о пути к спасению, и одним я предсказываю будущее, а других исцеляю от болезней».
Это строки из древнегреческой поэмы, сочинённой 2400 лет назад. Её автор — врач и философ Эмпедокл, уроженец

города Агригента — жил в эпоху, когда медицинская наука в полном смысле слова ползала на четвереньках. Казалось бы, что мог, что умел делать тогдашний врач? А какое гордое сознание своего могущества. Какой хвастливо-торжественный тон!

Автор поэмы называет себя бессмертным богом. А на поверку выходит, что этот всеведущий бог имел самые смутные представления об анатомии, не знал, в чём сущность насморка или, скажем, какова должна быть температура тела у человека.
Не странно ли, что этот лекарь, не знакомый с самыми обыкновенными, на наш взгляд, вещами, исполнен столь безграничной веры в своё искусство, что ему мог бы позавидовать самый знаменитый и многоопытный профессор медицины.
На это можно ответить так.
Очевидно, и этот врач, при всей скудности его знаний, кое в чём разбирался. И прежде всего хорошо знал людей, понимал их, умел найти подход к каждому человеку и по-своему умел облегчать страдания. Очевидно, это умение до некоторой степени восполняло для него недостаток знания.
Древнему врачу некогда было дожидаться, когда наука, которая в те времена только ещё зарождалась, даст ему это знание. Он не имел права ждать, потому что вокруг него были больные. И он лечил их как умел.
А главное, этот древний врач был необычайно догадлив. Многое из того, что спустя много веков доказала наука, он сумел предвидеть. Он развил в себе необычайную зоркость глаза. Он наблюдал, сравнивал, делал выводы. Вот почему он был всё-таки врачом, а не шарлатаном.
Но спрашивается: нам-то что до него? Какое нам дело до этой ветхой медицины, которая, как ни говори, была и наивной, и примитивной, и полной всяких предрассудков.
И что толку было приглашать к постели больного допотопных лекарей, один из которых откровенно признался, что он не в силах вылечить мальчика, а другой с важным видом нёс околёсицу!
Так ли это? Давайте разберёмся.
Первый врач, осмотревший Мишу Баранова, начал свою
речь с рассуждения о «четырёх соках». Это рассуждение я не придумал. Такая теория действительно существовала в античной Греции, создателем её считается Гиппократ. Она продержалась в медицине очень долго — до конца средних веков. Так что не удивительно, что и для второго консультанта учение о четырёх соках, от которых якобы зависит всё в организме, было непреложной истиной.
Надо сказать, что в этой фантастической теории есть зерно правды, потому что и кровь, и желчь, и лимфа действительно вырабатываются у нас в организме. Но конечно, объяснять болезни неправильным смешением соков, с нашей точки зрения, наивно и нелепо, не говоря уже о том, что эти жидкости, строго говоря, не смешиваются: кровь течёт по кровеносным сосудам, лимфа — по лимфатическим протокам, а желчь из печени попадает в кишечник.
И всё же чернобородый лекарь по-своему верно оценил болезнь мальчика. Он уловил её главную черту — застой крови (мы бы назвали это нарушением кровообращения) — и правильно связал её с появлением отёков. Хотя, конечно, подлинная причина болезни так и осталась для него тайной.
Надменный магистр, учёный медик средневековья, в сущности, ничего не добавил к диагнозу. Этот врач, как вы слышали, считал учение Гиппократа последним словом в науке и любую попытку взглянуть на вещи по-новому рассматривал как преступную ересь. Но и он и греческий лекарь дали в высшей степени полезный совет: ограничить употребление жидкости и соли. Оказывается, ещё в древности было замечено, что от обильного питья и солёной пищи у сердечных больных развивается водянка. А магистр, кроме того, предложил сделать больному кровопускание. Этой рекомендацией тоже стоит воспользоваться, и недаром кровопускание применяют до сих пор; его цель — предупредить переполнение кровью лёгочных вен. Делается это так: особой иглой прокалывают вену на сгибе локтя и выпускают один или два стакана крови. Больному становится легче дышать.
Само собой разумеется, что и средневековый врач не имел никакого представления об истинной природе сердечных заболеваний. Он, например, не знал, что нарушение

кровообращения отражается на работе почек. Но он подметил важную особенность болезни — изменение цвета мочи. Греческий лекарь до этого не додумался.

Как видите, и эти допотопные доктора кое в чём смыслили. И даже сумели дать нам несколько ценных советов.
Но какая разительная перемена происходит в девятнадцатом веке! Консультанту № 3 незачем разглагольствовать о таинственной власти созвездий. Да и пресловутая теория соков для него пустой звук. Превыше всего он ставит факты. Его рассуждения основаны на точном знании анатомии человеческого тела. К тому же он владеет методами, которые неизвестны его предшественникам, — например, умеет выслушивать сердце трубкой. В итоге он ставит точный диагноз. Ну, а лечение?
Врач XIX века назначает средство, о котором его коллеги— античный грек и средневековый медик — осведомлены так же мало, как и о существовании клапанов сердца. Между тем это одно из самых замечательных лекарств, и о нём стоит сказать особо.
Лет двести назад один английский врач по имени Уизеринг выпросил у старухи знахарки снадобье, которым она лечила водянку. Это был настой, приготовленный из двадцати растений. Врач решил проверить это средство и стал испытывать его на больных, давая им по очереди каждую из двадцати трав. Девятнадцать из них были совершенно бесполезны. Зато двадцатая оказалась поистине чудодейственной.
Уизеринг был опытный и осторожный врач. Десять лет он испытывал это лекарство. И лишь потом решил обнародовать свое открытие.
«Давайте сие снадобье, — писал он, — больным, у которых пульс слабый и с перебоями, посинелые губы, кожа холодная на ощупь, а на ногах, если надавить пальцем, остаётся ямка».
И с тех пор эта травка распространилась по всему свету. О ней написаны тонны — тонны! — книг. О ней можно было бы создавать поэмы. Недаром один знаменитый терапевт сказал, что он бросил бы медицину, если бы не было этой травки.
Зеленовато-серый порошок из сухих листиков наперстянки восстанавливает силы утомлённого сердца. Скольких больных он поднял на ноги, скольким умирающим спас жизнь!
Доктор, явившийся с чемоданчиком к Мише Баранову из прошлого века, дал нам поистине замечательный, безошибочный совет.


Глава 6 ГЛАЗА И УШИ ПРИБОРОВИтак, три врача по очереди осмотрели Мишу. Три врача высказали своё мнение.
А что скажет четвёртый?
Консилиум, как вы помните, кончился тем, что доктор в сюртуке и золотых очках прописал больному наперстянку. После чего все разошлись.
Доктор, наверное, уселся в рессорную бричку. Магистр поехал верхом на коне — шагом, в сопровождении слуг, как и полагалось средневековому врачу. Ну, а что касается античного собрата, тот, по всей вероятности, отправился к себе в Древнюю Грецию пешком.
Но ведь беседа наша не закончена. И можно представить себе её продолжение.
Можно представить, как все три доктора, высказавшись и предложив каждый своё, поворачиваются к четвёртому врачу, к врачу XX века, и хором спрашивают: а каково же твоё предложение?
Что им ответить?
Несколько смутившись, я бормочу: