Необыкновенный консилиум. Рассказы о профессии врача

Глава7
ЖИВАЯ ТЕНЬ

Между тем в коридоре слышится мерное поскрипывание. Распахиваются половинки дверей. В комнату въезжает кресло-каталка.
Мы усаживаем Мишу, укрываем его одеялом, кресло
катится мимо палат. Мы шагаем следом. Старик лифтёр поджидает в конце коридора.
Внизу, на первом этаже, есть особенный кабинет. В самом конце длинного и гулкого пролёта, точно кровавый глаз, виден издалека сигнальный огонь над дверью: стоп! Без вызова не входить.
Дверь толстая, тяжёлая. За дверью глухая портьера.
Постепенно глаза привыкают к темноте, и вы начинаете различать фигуру человека, который сидит перед экраном, облачённый в тяжёлые доспехи. Это врач-рентгенолог. На нём фартук из просвинцованной резины и резиновая шапочка, руки — в толстых резиновых перчатках. Свинцовый щит прикрывает его снизу до половины груди. Всё это нужно для защиты от невидимых лучей.
За экраном стоит больной. Мы видим сверху только его голову. Он стоит в узком проходе между экраном и гладкой стенкой из дерева, а за стенкой смутно поблёскивает какая-то громадина из свинца с подвешенным к потолку толстым кабелем.
Пациенту не нужно снимать рубашку. Что значит рубашка для рентгеновых лучей, которые проходят сквозь деревянную доску толщиной в два пальца так же легко и просто, как луч солнца через оконное стекло! Техник включает ток. В ту же минуту как бы неслышный ветер пронизывает больного. И экран оживает.
Несколько мгновений перед глазами клубится тусклая мгла. Постепенно вырисовываются очертания грудной клетки… И вот, точно за стеклом аквариума, в зыбком, дымно-зеленоватом мерцании рентгеновского экрана перед доктором возникает мир живых теней. Он видит косо идущие рёбра, они ритмично двигаются: вверх-вниз. «Вдохнуть! — командует рентгенолог. — Задержите дыхание». Рёбра останавливаются.
«Дышите». Дугообразные тени снова начинают ходить вниз-вверх.
А что это за комок, сужающийся книзу, колышется там за рёбрами, сжимается и разжимается? Причём не весь сразу: сначала сожмётся верхушка, потом основание.
Вы угадали. Это сердце.
Вот оно, перед вами.
Шутка ли — увидеть живое сердце! Руками в толстых перчатках рентгенолог бережно поворачивает стоящего за экраном человека. Гудит аппарат, глаза врача впились в экран. Со всех сторон осматривает он волнующееся, живое, таинственное и обыкновенное человеческое сердце.


Глава 8 «СМОТРИ ЖИТИЯ ЕГО…»Как работает врач? Странный вопрос. Разве только что мы не толковали об этом?
И всё-таки: откуда он может знать, что происходит в организме больного?
Как-то раз мне посчастливилось встретить знахаря. Это был старик весьма внушительного вида, с густой нечёсаной бородой. Он жил на краю деревни, куда я приехал, когда окончил медицинский институт.
Мы познакомились. Старик этот торговал тайком каким-то отваром.
Я говорю «посчастливилось», потому что в наши дни увидеть живого знахаря не так-то легко. Вместе с неграмотностью, нищетой, суевериями исчезли из нашего быта и самозванные целители — знахари.
Чем знахарь отличается от врача? Тем, что он не так лечит? Нет. Ведь и знахарь порой прибегает к средствам народной медицины, многие из которых обладают подлинным лечебным действием. Я уж не говорю о таких находках, как наперстянка.
Кто читал "Таинственный остров" Жюля Верна, тот, наверное, помнит, как капитан Немо спас мальчика, который
умирал от тропической малярии. Он принёс ему хинин. Это лекарство имеет свою историю. Оно было добыто из коры хинного дерева, которую европейская наука заимствовала из жреческой медицины индейцев Южной Америки; они называли её «кина-кина», то есть «волшебная корочка». Индейцы знали, что эта корочка излечивает лихорадку.
Таких примеров можно привести очень много. Опийный мак, ромашка, столетник, весенний горицвет, ландыш, валерьяна, кукурузные рыльца, маточные рожки, индийская конопля, дальневосточный «корень жизни» женьшень… Да мало ли ценнейших лекарственных средств взято из народной крестьянской медицины разных стран, получено из рук лекарей-самоучек!
Так что дело не в лекарствах, хотя само собой разумеется, что невежественный знахарь не знает и десятой части тех средств, которые известны врачу. Дело в том, что знахарь назначает свои снадобья наугад, надеясь на счастливый случай и на то, что болезнь, быть может, пройдёт сама собой. Врач же выбирает лекарство сознательно, руководствуясь тем, что он обнаружил у больного. Врач исследует больного, чего знахарь никогда не делает и не умеет делать.
В книге, написанной во II веке нашей эры греческим врачом Руфом Эфесским, говорится: «Я начинаю с того, что задаю страждущему вопросы».
А в древнерусском сборнике медицинских наставлений лекарю, осматривающему больного, дан такой совет:
«Смотри жития его, хожения, едения, и всего обычая его пытай».
С этих вопросов — с разговора — и начинается наше исследование. Потому что врач не может судить по-настоящему о болезни, если он не познакомился с больным.
Совет древнерусского автора надо понимать так: узнай, в каких условиях живёт пациент, кем он работает, как питается. Выясни подробности его быта.
обо всем, что касается его болезни. А затем расспроси
Именно так врач и поступает. Он терпеливо расспрашивает своего подопечного, иногда тратит на эти беседы долгие часы. И хотя далеко не каждый человек как следует
может рассказать о себе, опытный врач сумеет выведать у него нужные сведения.
Очень многие болезни распознаются главным образом по тому, что сообщает о себе больной. Если бы человек,[2]

заболевший аппендицитом, не сказал, что у него болит справа внизу живота, поставить правильный диагноз было бы почти невозможно.

А что сказать о хронических больных, которые болеют годами? У кого, как не у самого больного, узнаешь, когда и отчего он захворал?

Но люди встречаются разные. Один не в меру словоохотлив; другой молчалив — каждое слово нужно вытягивать из него чуть ли не клещами. Один мнителен и малейшее недомогание принимает за опасный недуг; пятнышко на лице, прыщик вызывают у него панику. Другой, напротив, небрежен к своему здоровью и не замечает у себя даже явных признаков болезни. Один замкнут, другой откровенен; один толково и ясно, без лишних слов отвечает на заданные ему вопросы, другой нерешителен, робок, забывчив, путается и противоречит самому себе. Сколько людей — столько и характеров.
А кроме того, редко когда больной человек не имеет собственного мнения о своей болезни. Один считает, что он отравился недоброкачественной пищей. Другой всё сваливает на простуду. Тот уверен, что все болезни происходят «от нервов», этот всё приписывает больному сердцу. Своё мнение больной стремится навязать врачу. Ему кажется, что он помогает доктору разгадать его болезнь, а на самом деле он только запутывает его. Потому что врачу нужны не мнения, а факты.
Словом, люди бывают разные, но врач должен уметь разговаривать со всяким. Может быть, вам покажется странным, если я скажу, что разговор с больным — большое искусство. Но настоящего врача узнают по тому, как он беседует с людьми. С любым человеком, старым и молодым, умным и глупым, образованным и не очень, — с любым больным доктор должен уметь найти общий язык. Иначе это не доктор, а…
Рассказывают, что однажды германский канцлер Бисмарк заболел и вызвал к себе врача. Тот принялся обстоятельно расспрашивать больного. Канцлер заворчал:
«Надоели мне ваши вопросы. Лечите, а не разговаривайте!»
Тогда доктор — фамилия его была Швенингер — ответил своему именитому, но не очень вежливому пациенту:
«В таком случае, ваше сиятельство, обратитесь лучше к ветеринару. Это единственный врач, который ни о чём не спрашивает своих пациентов».

Глава 9 «МАСКА ГИППОКРАТА»Впрочем, если быть точным, исследование больного начинается даже не с той минуты, когда, усевшись перед врачом, он приступает к рассказу о своих невзгодах, а ещё раньше.
Скрипнула дверь, и на пороге появилась женщина. Медленно, переваливаясь с боку на бок, каким-то утиным шагом она подошла к столу и села, оправляя платье.