Неодинокий Попсуев

– Арбенина? Хм… И где он?

Попсуев перешагнул из ложи в зал и направился к Ненашевиньшу.

– Ага, вот он. «Кто этот Сирано?» – задал вопрос Андрис, проверяя знание Попсуевым текста.

– «Преинтересный малый, – ответил Попсуев строчками из пьесы – Головорез, отчаянный храбрец…»

– «Да кто ваш покровитель?» – произнес режиссер еще одну реплику, но Сергей и на нее ответил по тексту:

– «Никто».

– А-а, хорошо! Слова знаете. Шпагу в руках держали? Ладно, подучим.

– Так это он сам учил нас фехтовать, – сказала Крутицкая.

– Вот как! – удивился режиссер. – Возьмите шпагу. Махнемся.

– Махнемся. Крепче держите.

– Что ж не нападаете?

– Жду нападения от вас. Я к вашим услугам.

– Ну, держитесь!

– Держусь, – пробормотал Попсуев и внезапным скользящим ударом выбил шпагу из рук Андриса.

– Мастер!

– Старший. Удар кроазе называется, классика, правда в спортивном, а не в сценическом фехтовании. Пальцам не больно? «Скажу вам не тая: / Мне надоели эти разговоры. / Ступайте! Или нет, – еще один вопрос! / Что вы так пристально глядите на мой нос?»

– Ты глянь! У вас даже нос вырос от этой реплики! Достаточно. Текст знаете. Говорят, у вас свой взгляд на пьесу?

– Чтобы не гнать по сцене дикие аллюры, готов я к тексту предложить купюры, – произнес Сергей.

– Что-что? Купюры? Самому Ростану?!

– Лишь для того, чтоб выделить Роксану… – Попсуев указал на Крутицкую, та сделала книксен. – …Начнем по-грибоедовски с отцов: подсократим в отеле трусов и глупцов. Довольно будет одного Вальвера…

– А вместо шпаги револьвера, – вдохновился на экспромт и режиссер. – Я понял… Да вы, как погляжу я, утопист!

– Вполне. Дас ист фантастиш! Ист дас мёглих? Ист![19]

– Так, поизгалялись, перейдем на прозу.

– А напоследок вот вам розу! – Сергей протянул режиссеру короткую розу. «Какой же я молодец, – подумал он, – что не подарил розу Изольде».

– Перерыв! Полчаса. Оставьте нас с Изольдой Викторовной. Где Константин Сергеевич? А вас, господин главный инженер, я позову.

– Признаться, я растерян, – заявил Ненашевиньш главрежу и приме. – Пьесу знает изнутри. Вижу, его роль. И внешность, и голос, и вообще дар. Чутье на текст, на партнера. Импровизирует, легко, даже изящно. Удивительно, как щедра наша страна на таланты.

– Наша, – поправила Андриса Крутицкая. – Не посягай на наших. У вас свои: Артмане, Паулс, Лиепа…

– Они и ваши, Изольда Викторовна, – огрызнулся Ненашевиньш.

– Конечно, а то чьи же? Все они наши! Зачем отделились?

– Изольдочка, мы отвлеклись, – вернул Консер приму в лоно театра.

– Так как Попсуев? – спросил Андрис. – Потянет?

– Чего гадать? – сказала Крутицкая, подумав: «А что, если Сергею вообще играть эту роль? Одному, без Буздеева?» – Всё равно Буздеев никакой. И станет ли каким надо? А Попсуев вылитый Сирано. Опыт есть, играл в институтском театре. Пьесу еще ребенком выучил, после нее фехтовальщиком стал.

– Ну, а как мне быть с вашими рекомендациями, Изольда Викторовна и Константин Сергеевич? Кто мне напел в мой горький час сомнений, брать или не брать Буздеева на роль: на него, мол, зритель прет, дамы запали, внебрачных детей одиннадцать…

– Деток хватает, – подтвердил Консер.

– Советуете мне их всех выпустить на сцену в первом действии? Ладно, делать нечего. Где главный инженер человеческих душ? Попробуем.

Когда Попсуев явился на репетицию, Ненашевиньш ограничился одним вопросом: – А как вы видите роль Сирано, что в ней главное?

Сергей, не задумываясь, ответил: – Главное в Сирано – я, потому что я – Сирано. И тогда, и сейчас. Мы с ним одно и то же.

Труппа живо отреагировала на это заявление прозелита и нестандартное решение режиссера, но сдержалась от колкостей. Лейтмотивом ее смешанных чувств стало неопределенное «посмотрим». Что же касается Ненашева, он воспринял эту нежданную весть с раздумьями: Попсуев прекрасно командовал театральным тылом, что было при его молодости и простодушии просто удивительно. Вдруг и правда войдет в труппу, надо тогда срочно искать замену. Плохо, если не войдет. Уронит планку театра и его, заслуженного работника РэФэ, скомпрометирует в глазах культурной общественности.

По здравом размышлении Ненашев «хлопнул» рюмку-другую и решил не перечить брату, главрежу и приме, и (на всякий случай) велел поместить в окно объявление о вакансии главного инженера. В голове Ильи Борисовича тут же возник блестящий проект, суливший ему неплохую выгоду, который он обмыл еще парой рюмок французского коньяка.

* * *

После репетиции Крутицкая (в этот вечер она была не занята) поймала Попсуева на выходе из театра, увлекла в сквер Героев революции, усадила на скамейку под сиреневым кустом и с восторгом предалась фантазиям о предстоящей премьере, попутно делясь секретами своего профмастерства.

– Сережа, Поздравляю! Проба прошла прекрасно. Андрис доволен. Я сотворила очередное чудо, тебя. Не тяни одеяло на себя, не мешай партнерам являть свой гений на сцене. Хотя нет, мешай. Мне ты всё равно не помешаешь. И не кипи на сцене, зрителя подводи к кипению.