Неофит в потоке сознания

– Дядь Миша! – Это звонко кричал юный Святослав Антонович.

Отец, зажал уши ладонями и, пошатываясь, удалился в дом. Мальчик увлекался компьютерными играми, боями без правил и мечтал стать рыцарем. – А я хук справа выучил. Хочешь, покажу? – И со всего размаху двинул меня кулаком в бок.

– Непло-о-охо, – протянул я, пережидая боль в боку. – Только знаешь, Славик, не нужно бы тебе учиться бить людей, а то ведь, не дай Бог, пригодится. И тогда может случиться, что найдется более сильный соперник, который бьёт сильнее, или, скажем, ударят тебя не по-мужски, один на один, лицо к лицу, а сзади дубинкой по голове, и ты даже не успеешь сообразить, что произошло. – Мальчик смотрел на меня с удивлением. Видимо, ребенку было невдомек, что существуют вероломные нечестные дяди, подлые удары сзади, избивание упавшего соперника ногами. Может быть, он и видел нечто похожее по телевизору, но вряд ли применял к себе, ведь он единственный сын самого Палыча, кто ж его тронет. Увы, мальчик, если нужно будет, тронут, и еще как. Однако, надо бы мне поделиться с мальчуганом кое-чем. – Я тебя научу волшебным словам, и они тебя так здорово оградят от врагов, что те и связываться с тобой не станут. Хочешь? – Получив утвердительный кивок головой, я несколько раз произнес Иисусову молитву и убедился, что он выучил эти восемь слов наизусть. – Вот и всё, боец, сильней этого оружия ни у кого на свете нет. Ты теперь самый вооруженный мальчик на земле. Читай это про себя в любой ситуации и сам увидишь, как «враг будет повержен, и победа будет за нами».

– Всего-то! – воскликнул он. – А ты уверен, что это поможет?

– Конечно, Славик, наши с тобой предки с помощью этих слов всех врагов побеждали, так что проверено столетним воинским опытом. Ты только не забудь эти святые слова, когда страшно станет. Договорились?

– Ага. А можно я буду их всегда говорить?

– Можно. Особенно сегодня. Нам ведь с тобой предстоит женщин охранять.

– Вот здорово! Тогда я начну. – И мальчик пошел в дом, бормоча слова молитвы.

Завершив внутренний обход, я решил пройтись по внешнему контуру. Ночью хозяин спускал с цепи трех доберманов, и они, случалось, нарушали маскировку датчиков тревоги. Под высоким каменным забором с острыми шпилями существовала контрольно-следовая полоса. Кроме того «в растительном покрове и складках местности» имелось множество замаскированных датчиков, которые реагировали на малейшее движение. Эти умные технические штучки узнавали только нас с Владом и собак, всё остальное воспринимали как возможную угрозу и тотчас сообщали на центральный пункт, а оттуда сигнал поступал по кодированному радиоканалу на наушник охранника, который необходимо всё дежурство носить в левом ухе.

Кроме внутренней охраны, наш объект был также подключен к системе охраны поселка, который строился в расчете на обеспеченных людей, нуждающихся в круглосуточной защите. Казалось бы столько охранных редутов, профессионалов из числа ветеранов спецназа, МУРа и братвы, новейшей охранной техники – только в среднем раз в год кого-нибудь из жителей поселка обязательно подстреливали, выкрадывали с целью получения выкупа, обворовывались дома с выносом ценностей. По всей видимости, на каждую хитрую охранную штучку у противной стороны всегда находился свой достойный ответ с винтом – это напоминало соперничество сверхдержав в гонке вооружений. Вот поэтому у меня надежда была только на покров Божий, о котором я непрестанно просил в своих безыскусных настойчивых молитвах.

Не стану ничего утверждать и логически объяснять, да и не смогу, но я на подсознательном уровне чувствовал угрозу и реагировал на неё прежде всего молитвенно. Вот и сегодня я кожей спины, затылком и боковым зрением чувствовал на себе пристальный взгляд возможного противника. Это мог быть незримый луч сильного бинокля, телескопа или еще какой-нибудь новейшей наблюдательной техники, но я практически точно знал, что за нами, за мной, за нашим домом пристально наблюдает человек, из тех, кого принято считать особо опасным. Только что может человек, будь он хоть миллион раз опасный, опытный и технически гениальный, если меня и моих подзащитных защищает Сам Господь? Что у меня, спрашивается, есть, кроме этого – твердой веры в Божий покров и Его отеческую защиту немощных детей Своих? Ничего. Но и это я считал величайшим завоеванием моей непутёвой, никчемной жизни. Как там было у Константина Великого? Крест в небе и «Сим победиши» – и всё тут. И победил. Ну и мы, примерно, таким же образом.