Неофит в потоке сознания

Пока промаргивал солнечные зайчики, вспомнил непривычную картину. То есть непривычной такое стало лишь недавно, когда люди, заработав большие деньги, замкнулись и перестали жить открыто. А просто сегодня у входной двери нашего подъезда сидела старушка, закутанная в шотландский плед, на невесть откуда взявшейся раритетной табуретке цвета вылинявшего на полуденном солнце бирюзового неба — и, закрыв глаза, подставила лицо первым лучам солнца. На этом увядшем лице в глубоких морщинах светилось ну такое блаженство: видимо, на пожилую даму нахлынули столь чудные воспоминания, что мне захотелось выпросить у охранника стул и присесть рядом, чтобы обязательно услышать от неё, незабываемую историю ушедшей юности, когда она в фетровой шляпке и норковой шубке бежала по первым весенним ручейкам и лужам вдоль чугунной ограды в женскую гимназию, а у каменного арочного входа стройный подтянутый юнкер в усах протянул юной барышне букетик сиреневых фиалок и, отвесив галантный поклон, учтиво с достоинством поздоровался.

…Мы ждали её с января, когда среди стужи и вьюг календарь объявил нам однажды, что день увеличился на целый час, от чего тёмное утро и мрачный вечер стали наполняться робким улыбчивым светом. Еще не оттрещали самые крепкие крещенские морозы, еще не отвыли февральские вьюги, а мы уже с надеждой вглядывались в светлеющее небо на востоке и жаждали тепла. Нынешняя весна вовсе не спешила занять законное временное пространство, предназначенное календарем, она грациозно, припадая теплым животом к земле, подкрадывалась подобно кошке на мягких бесшумных лапках. Небо не взрывалось потоком солнечной иллюминации, не обрушивало внезапные потоки радужного слепящего света на озябших людей и животных, птиц и насекомых, деревья и траву — облака большую часть дня покрывали всё живое серой пеленой пассажа, лишь изредка выпуская робкие мутноватые золотистые проблески из тех блаженных высот, где солнце проживает по-хозяйски постоянно, где в морозной стуже летают самолеты, куда редко забираются люди.

Просто однажды выходишь из дома и чувствуешь, как вместо привычного колючего холода тебя обдает теплом, пока ненадолго, лишь на краткий миг, но с каждым днем этот миг растягивается и растекается волнами тепла, будто сзади обнимают твою шею невесомые девичьи руки и прижимаются к затылку ароматные объятья девочки-кошки, кошки-весны, невидимо подкравшейся сзади, играя с сонным хозяином безыскусно, весело заливаясь серебристым детским смехом и потрясающим теплый воздух вибрирующим пением птиц. Просто однажды смотришь на то место, где совсем недавно оседал грязно-серый сугроб, а вместо уродливой кучи — из влажной земли тянутся к небу тонкие нежно-зеленые нити свежей травы.

А потом вдруг останавливаешь машину среди поля, среди дневной спешки в кутерьме нескончаемых дел, останавливаешь, всегда рискуя получить за это выговор, готовый к нудному ворчанию начальства, выходишь из душного салона — и вдруг на тебя налетают и кружат вихри сладких весенних ароматов, и ты разом опьяневший от приступа жизнелюбия, размахиваешь руками, глубоко вдыхаешь всей грудью и расплываешься безумной слабоаргументированной улыбкой во всю счастливую бледную физиономию. Весна пришла! И всё.

Впрочем, на территорию охраняемого объекта я, старательно стерев с лица следы блаженной улыбки, вошел собранным и суровым. Мой сменщик Влад выглядел усталым, он предупредил, что Палыч с минуты на минуту ожидает появления врага и ведёт себя неадекватно. Мне показалось, что и сам Влад делает всё возможное, чтобы не только поддержать, но даже и усилить панику хозяина, может, таким образом он набивает себе цену или как-то повышает гарантии своей занятости на этом престижном и прибыльном месте. Значит, в первую очередь мне предстоит успокоить хозяина и его семью.

Первой из дома вышла Марина, дочь хозяина, в её туалетах преобладали темные тона, в поведении — мрачноватая замкнутость. Она трижды в день выходила с мольбертом и сосредоточенно писала: утром восход, днем — полдень, вечером — закат. Мне девушка доверяла, вот и на этот раз спустила с поводка крошечную собачку Манюню и направилась в мою сторону.

— Миша, ты нас защитишь? Знаешь, я еще не видела папу таким испуганным.

— Доброе утро, Марина! — Улыбнулся я. — Видишь, какой я большой, лохматый и косолапый? Меня хватит, чтобы прикрыть и тебя, и твоего папу, и всю вашу родню.

— Ты всё шутишь, — рассеянно кивнула девушка. Она никогда не улыбалась, страдала от депрессии и была помешана на суициде. Иногда казалось, что она только и думает о том, каким способом, когда и где свести счеты с жизнью.

— Мариночка, прости, можно вопрос? — Она кивнула. — Ты молода, красива, обеспеченна, талантлива. Ты не играешь и не лжешь, поэтому искренна и честна. Ты глубокая личность, способная сопереживать чужой боли. Наконец, ты добрая и весьма привлекательная девушка. Так почему ты не радуешься этому?