Неоконченное путешествие

— Тихо! — сказал я. — Как вам не стыдно нападать на безоружных людей с саблей в руках!

Интенденте заметил дрожавшего от страха адъютанта в темном углу и устремился к нему, но я удержал его. Интенденте выругался и, откинувшись назад, сунул руку в кобуру, висевшую у его бедра.

— Я тебе покажу, как совать нос не в свои дела, проклятый гринго! — взревел он.

Лишь только он вытащил револьвер, я схватил его за руку и вырвал у него оружие. Тут подоспел раненый офицер с солдатами. Они подхватили сыпавшего проклятьями, сопротивлявшегося интенденте и поволокли его в штаб. Там они привязали его к кровати и оставили протрезвляться.

Последовало официальное расследование, и тут выяснилось, что интенденте, истощив весь свой кредит, стребовал с фирмы Суарес несколько ящиков спиртного, якобы «для английских инженеров». Он продал все запасы, на которые мог наложить руку, а деньги присвоил себе. Таким образом, он ухитрялся жить за наш счет. Я тотчас же написал генералу Пандо, решительно возражая против обременения экспедиции счетами алкоголиков, и спустя немного времени из Рурренабаке приехал новый интенденте, прекрасный человек, ставший впоследствии моим близким другом.

Официальный курс был 12,50 боливиано за фунт стерлингов, но здесь, на Акри, я заметил, что наш золотой соверен стоил только четыре боливиано, и это весьма печально сокращало нашу покупательную способность. Впервые в жизни я столкнулся с тем, что золото оказалось ниже своей номинальной цены. Причину этого я никогда не мог выяснить.

У меня не было желания терять время в Кобихе, и я постарался поскорее закончить всю исследовательскую и топографическую работу, которую требовалось провести в окрестностях города. Уже шли сильные дожди, уровень рек то поднимался, то падал, и появилась надежда достать баркасы. К тому времени, когда я отправил генералу Пандо план и приблизительную смету железнодорожной линии с метровой колеей между Порвениром и Кобихой, мы уже готовились отплыть вверх по реке с целью нанести ее на карту вплоть до истоков.

Безвременная кончина одной большой утки от какого-то таинственного недуга послужила поводом к банкету, устроенному в честь главных членов местной общины. За утку мне пришлось выложить один фунт стерлингов и еще тридцать шиллингов за другую птицу. Мы купили яиц по два шиллинга за штуку, а консервированные омары и фрукты выдали из наших собственных запасов. Были распиты пятнадцать бутылок шампанского, шесть бутылок джина, бутылка бренди, и было подано три бутылки рома к кофе. Раздобыть все эти вещи уполномочили Виллиса — он чуял, где можно достать съестное и спиртное, по запаху, как собака чует кролика. Приглашенные без особого труда расправились с угощением, и мне, непьющему, не пришлось помогать им. А они, разошедшись, потребовали добавочных возлияний — в кредит, конечно!

День или два спустя в порт прибыл катер, тащивший на буксире лихтер с грузом. Команда сказала нам, что странствующий священник с Акри направляется сейчас вверх по реке. Он все время, сколько помнится каждому, собирал средства на постройку собора в Манаосе и в каждую свою поездку зарабатывал около тысячи фунтов стерлингов. Он брал по тридцати фунтов за свадьбу, совершал мессы за шесть фунтов, крестил и отпевал за десять фунтов и в дополнение ко всему давал концерты на фисгармонии или граммофоне, беря по семи шиллингов шести пенсов со слушателя, причем они сами должны были позаботиться о месте для сидения.

Каучуковый промысел на Акри был исключительно выгодным занятием. Работавшие здесь бразильские серингейрос были свободны от какого-либо принуждения, если не считать контракта, и каждый из них зарабатывал от 500 до 1500 фунтов в год. Они были сыты, хорошо одеты и вооружены. Жили они в centros — хижинах, построенных на берегу реки, рядом с их estradas, или участками, по 150 деревьев в каждом. Некоторые из них были образованными людьми, у большинства были граммофоны. Хлыст был здесь неизвестен, регулярной работорговли не велось, но на дикарей все же время от времени устраивались облавы, и каждый пойманный продавался за 60 фунтов стерлингов. Работорговля не развилась здесь в сколько-нибудь значительных масштабах, главным образом потому, что дикие племена благоразумно ушли за пределы района.

Рождество 1906 года было отмечено новым банкетом, на этот раз в доме одного коммерсанта. Меня избрали председателем, и я был вынужден произнести спич. К тому времени я уже бегло говорил по-испански и справился со своей задачей без особых затруднений. В свою очередь и гостям в тот вечер удалось «воспользоваться словом», как это называется по-испански, и речи практически ничем не отличались одна от другой. Многие били себя в грудь, то и дело слышались слова «сердце» и «благородные чувства». Все речи заканчивались под грохочущие залпы из карабинов, и никого не интересовало, куда летели пули. Была музыка, танцы и сколько угодно спиртного. В четыре часа утра те из гостей, которые были еще в сознании, отправились в другой дом пить пиво. Вышли оттуда только трое — я, Дэн и перуанец по имени Донайре.