Неоконченное путешествие Достоевского

Диалог Достоевского с Руссо, как уже упоминалось, прослеживается во всем творчестве русского писателя. В своих сочинениях Достоевский чередовал язвительную полемику с «Жан-Жаком» из «Исповеди» и возмутительные пародии на него. «Униженные и оскорбленные», «Записки из подполья», «Преступление и наказание», «Идиот», «Сон смешного человека» и «Подросток» содержат полемику и пародии, открыто направленные против Руссо [Howard 1981][99]. В «Бесах» исповедь Ставрогина, отпечатанный текст которой читает архиерей Тихон, включает один из важнейших у Достоевского нравственно-критических анализов как самой «Исповеди» Руссо, так и шире – жанра письменной исповеди. Л. П. Гроссман первым отметил в замечательной статье «Стилистика Ставрогина» значительную роль Руссо в исповеди Ставрогина [Гроссман 1928:1,141–143]. После выхода этой работы многие ученые продолжали исследовать присутствие Руссо в «Бесах». Так, Брайан Волфсон в увлекательной статье «Cest la faute a Rousseau[100]: одержимость как художественный прием в „Бесах"» указывает на присутствие многих черт Руссо в образе Ставрогина и убедительно доказывает, что глава «У Тихона» – «неотъемлемая часть текста романа» [Wolfson 2001: 97][101]. Он подчеркивает связь между тем, что написал Ставрогин, и «Исповедью»:

Главное возражение Тихона, похоже, имеет моральную природу: написанное Ставрогиным вдохновлено не потребностью покаяния, а сильным желанием оправдаться. <…> Предположение, что намерения Ставрогина могут быть столь же отвратительными, как и его грамматика, просто развивает формулировку, уже присутствующую в рукописи Ставрогина – в отрывке, который риторически связывает руссоистскую исповедальную форму и порок самоуничижения [Wolfson 2001: ЮЗ][102].

Всегда непросто писать об источниках, влияниях и литературных трансформациях по отношению к произведениям Достоевского: отдельный вымышленный эпизод, если он вообще имеет какие-либо источники, как правило, восходит как минимум к двум, если не более, источникам. Так, например, знаменитая сцена самоубийства Кириллова имеет жутковатое сходство с аналогичной сценой в главе 51 «Мартина Чезлвита» Чарльза Диккенса. Но столь же тревожное ощущение сходства вызывает и чтение «Последнего дня приговоренного к смертной казни» Виктора Гюго [Babel-Brown 1978: 120][103]. В «Идиоте» рассказ Фердыщенко о краже трех рублей со стола хозяйки и об обвинении в содеянном ее служанки Дарьи восходит, с одной стороны, к знаменитому эпизоду с Марион из второй книги «Исповеди» Руссо, а с другой – к произведению самого Достоевского: фрагменту в «Преступлении и наказании», где Лужин пытается обвинить Соню в краже денег, которые он коварно подсунул ей в карман, – это еще одна сцена со скрытым присутствием Руссо. Все эти эпизоды говорят, среди прочего, о вытесненном желании.

Точно так же исповедь Ставрогина в «Бесах» содержит явные отголоски исповедей Валковского в «Униженных и оскорбленных» и Подпольного человека в «Записках из подполья». Примечательно, что все три исповеди основаны на одном источнике – книге Руссо[104]. Более того, Ставрогин намеревался «случайно» сделать свой текст доступным не нескольким, а множеству читателей, которые решат ее прочесть. К тому моменту, когда Тихон читает текст его исповеди, он уже напечатан, и Ставрогин, вытаскивая листы из кармана, говорит Тихону: «Вот листки, назначенные к распространению… <…> Если прочтет хоть один человек, то знайте, что я уже их не скрою, а прочтут и все» [Достоевский 11: 12]. Руссо сходным образом стремился навязать миру свои «Диалоги» (продолжение «Исповеди»). После безуспешной попытки возложить их на главный алтарь Нотр-Дама, он подарил экземпляры Этьену Кондильяку и заезжему англичанину, а затем попытался раздавать прохожим листки, в которых просил всех французов услышать его голос [France 1979: 8].